Page 9 - Пастух и пастушка

налитую всклень, боясь расплескать ее, взлаивая, плакал оттого, что не
может
настичь танк.
Танк ухнул в глубокую воронку, задергался в судорогах. Борис
приподнялся, встал на одно колено и, ровно в чику играя, метнул под сизый
выхлоп машины гранату. Жахнуло, обдало лейтенанта снегом и пламенем,
ударило
комками земли в лицо, забило рот, катануло по траншее, словно зайчонка.
Танк дернулся, осел, смолк. Со звоном упала гусеница, распустилась
солдатской обмоткой. По броне, на которой с шипением таял снег, густо
зачиркало пулями, еще кто-то фуганул в танк гранату. Остервенело лупили
по
танку ожившие бронебойщики, высекая синие всплески пламени из
брони,
досадуя, что танк не загорелся. Возник немец, без каски, черноголовый, в
разорванном мундире, с привязанной за шею простыней. С живота строча
по
танку из автомата, он что-то кричал, подпрыгивал. Патроны в рожке
автомата
кончились, немец отбросил его и, обдирая кожу, стал колотить голыми
кулаками
по цементированной броне. Тут его и подсекло пулей. Ударившись о
броню,
немец сполз под гусеницу, подергался в снегу, и успокоенно затих.
Простыня,

надетая вместо маскхалата, метнулась раз-другой на ветру и закрыла
безумное
лицо солдата.
Бой откатился куда-то во тьму, в ночь. Гаубицы переместили огонь;
тяжелые эрэсы, содрогаясь, визжа и воя, поливали пламенем уже другие
окопы и
поля, а те "катюши", что стояли с вечера возле траншей, горели, завязши в
снегу. Оставшиеся в живых эрэсовцы смешались с пехотой, бились и
погибали
возле своих отстрелявшихся машин.
Впереди все тявкала полковая пушчонка, уже одна. Смятая, растерзанная
траншея пехотинцев вела редкий оружейный огонь, да булькал
батальонный
миномет трубою, и вскоре еще две трубы начали бросать мины.
Обрадованно,
запоздало затрещал ручной пулемет, а станковый замолчал, и
бронебойщики
выдохлись. Из окопов то тут, то там выскакивали темные фигуры, от
низко