Page 118 - Пастух и пастушка

каравай хлеба. Но разнюхали - противотанковая там мина. Зачем она
старшине,
гадали.
Не отбив сгоряча, дуриком у них взятую высотку, немцы пытались
малыми
силами взять ее обратно, и были отброшены. Тогда они подготовились к
атаке
тщательней, заскребли все, что осталось под рукой, и даже четыре танка
бросили в атаку. Артиллеристы ударили по танкам, один повредили,
остальные
россыпью рванули к окопам, достигли высотки. Пэтээрщики, побухав из
ружей по
лобовой броне танков, пали на дно ячеек, носом в грязную землю. Танки
навалились, утюжат траншею, и никакой на них управы нету. Старшина
Мохнаков
не отрывался от стереотрубы артиллеристов, хотя те и ругались, прогоняя
его.
Окутанный пылью, резво бренча левой ослабшей гусеницей, покачивая
надульником пушки, лез к наблюдательному пункту бывалый танк. На
лобовой
броне его всплескивали цапины, пестрая краска отваливалась лоскутьями,
свежий, сизый шов электросварки тянулся от переднего люка к поддону.
Давно воюет этот танк, умелый в нем водитель, маневрирует смело, в
пыль
прячется, боков не подставляет. Такой танк за десяток машин наработает!..

Мохнаков надел вещмешок за спину, затянулся в последний раз от
толстой
цигарки, притоптал окурок. "Запыживай, паря!" - сказал себе и выпрыгнул
из
окопа. Он подпустил машину так близко, что водитель отшатнулся, увидев
в
открытый люк вынырнувшего из дыма и пыли человека. И старшина
Мохнаков
увидел опаленное лицо водителя в детской розовой кожице - бровей и
ресниц у
него не было. Горел водитель, и не раз горел.
Они глядели друг на друга всего лишь мгновение, но по предсмертному
ужасу, мелькнувшему в водянистых глазах водителя, не трудно догадаться
было
- немец все понял: русский солдат с тяжелым, ссохшимся лицом идет на
смерть.
Танк дернулся, затормозил. Но Мохнаков уже нырнул под гусеницу, она
вмяла его в прошлогоднюю запыленную стерню. От взрыва
противотанковой мины