Page 58 - Пастух и пастушка

- Разумовский! - позвал командующий. Майор, руководящий
погрузкой
мертвого генерала, метнулся к саням.
- Су-шусь, та-рищ-рал! - как на параде, рявкнул майор.
Старикашка немец поднял голову, молитвенно сложив птичьи лапки,
закатив
глаза в небо, вежливо прося тишины.
Командующий с досадой шмыгнул носом и повелительно приказал:
- Схоронить генерала, павшего на поле боя, со всеми воинскими
почестями: домовину, салют и прочее. Хотя прочего не можем.-
Командующий
отвернулся, опять пошмыгал носом.- Попов на фронте не держим.
Панихиду по
нему в Германии справят. Много панихид.
Кругом сдержанно посмеялись.
- Его собакам бы скормить за то, что людей стравил. За то, что Бога
забыл.
- Какой тут Бог? - поник командующий, утирая нос рукавицей.- Если здесь
не сохранил,- потыкал он себя рукавицей в грудь: - Нигде больше не
сыщешь.
Борису нравилось, что сам командующий фронтом, от которого веяло
спокойной, устоявшейся силой, давал такой пример благородного
поведения, но
в последних словах командующего просквозило такое запекшееся горе,
такая

юдоль человеческая, что ясно и столбу сделалось бы, умей он слышать, игра
в
благородство, агитационная иль еще какая показуха, спектакли
неуместны,
после того, что произошло вчера ночью и сегодняшним утром здесь, в
этом
поле, на этой горестной земле. Командующий давно отучен войной
притворяться,
выполнял он чей-то приказ, и все это было ему не по нутру, много других
забот и неотложных дел ждало его, и он досадовал, что его оторвали от этих
дел. Мертвых и плененных генералов он, должно быть, навидался вдосталь,
и
надоело ему на них смотреть.
Чего он приволокся, этот сановитый чужеземец, в заснеженную
Россию?
Улегся в этой колхозной клуне, на кукурузных снопах. Почему не принял
капитуляцию? Стратег! Душа его, видать, настолько отутовела, что он
разучился ценить человеческую жизнь. Долг? Страх? Равнодушие? Что
руководило