Page 65 - Пастух и пастушка

чистить клюв в снегу, воззрясь на человека и собаку, внезапно закаркала
призывно, перевозбужденно.
Борис опасливо обошел собаку и, не переставая оглядываться, поспешил
в
глубь оврага. Ворона, проводив его поворотом головы, спорхнула вниз и
смолкла. Борис облегченно снял руку с пистолета.
За ближним поворотом оврага, в вершинке его, поросшей
чернобыльником,
крапивой, кустарником, сплошь выломанным на топливо, Борис увидел
шустро
орудующего кузнечными щипцами человека. По горбатой спине, по
какой-то
пакостной, песьей торопливости он узнал, кто это и что делает. Борис хотел
закричать, но сведенные губы зашевелились сперва с шипом, потом, словно
пар
пробивши, пошел изнутри взводного скулеж, собачий, сдавленный.
Старшина резко обернулся. Лицо его начало бледнеть. Он следил за
рукой
лейтенанта - не полезет ли тот в кобуру. По Борис не двигался, даже не
моргал. Все так же резиново шевелились его обескровленные губы,
задергалось
горло в пупырышках, зачерненных грязью. Старшина бросил в снег ржавые
щипцы,
валенком забросал разъятый рот мертвеца.
- Ну что ты, что ты? - подойдя, похлопал он Бориса: - Не боись, тут все

свои.
- Не прикасайся ко мне!
- Да не прикасаюсь, не прикасаюсь,- отступил старшина, прикрывая
будничностью тона смятение, может, и страх.- Бродишь, понимаешь...
Враг
кругом... Мины кругом... Может рвануть, а ты бродишь...
Взводный переломился в пояснице и, волоча ноги, почти касаясь руками
снега, подошел к стене оврага, лбом привалился к мерзлой, пресно
пахнущей
земле. Горло его порезанно дергалось, выжимая клейкую слюну. С
теменью в
глазах стоял он и отходил от оморочи, вытирая рукавом губы. Глянул на
небо,
стоял какое-то время, ничего не понимая, но различил свет и пошел на него.
Все колыхалось перед ним, он упал в воронку, стукнулся о мерзлые комья и
от
боли очнулся.
Два окоченелых эсэсовца сидели в глубокой бомбовой воронке и в упор
смотрели на него судачьими глазами. Лейтенант забился, замычал, срывая
ногти, пытался вылезть наверх.