Page 12 - Пелагея
P. 12

Вот и сказал! Начали было за детей, а теперь незнамо и за что.
                — Пить — всем! — опять скомандовал Афонька. Черной головней мотнул, как ворон
                крылом. Глазами не посмотрел — прошагал по столу и вдруг уставился на Павла —
                Павел один не поднял рюмку.

                — Афанасий Платонович, — заступилась за мужа Пелагея, — ему довольно, у него
                сердце больное.
                — Я на-ста-иваю!

                Подбежал Петр Иванович: не тяни, мол, соглашайся.

                А тот ирод как с трибуны:
                — Я прыцыпально!

                — Да выпей ты маленько-то, — толкнула под локоть мужа Пелагея и тихо, на ухо
                добавила: — Ведь он не отстанет, смола. Разве не знаешь? Да выпей, кому говорят! —
                уже рассердилась она (Афонька стоит, Петр Иванович в наклон). — Сколько тебя еще
                упрашивать? Люди ждут.
                Павел трясущейся рукой взялся за рюмку.

                — Ура! — гаркнул Афонька.
                — Ур-рра-а! — заревели все.

                Потом был еще «посошок» — какой же хозяин отпустит гостей без посошка в дорогу, —
                потом была чарка «мира и дружбы» — под порогом хозяин обносил желающих, — и
                только после этого выбрались на волю.
                На крыльце кого-то потянуло было на песню, но Афонька-ветеринар (вот где пригодилась
                его команда) живо привел буяна в чувство:
                — Звук! Пей-гуляй — не рабочее время. А тихо, тихо у меня!
                Следующий заход был к председателю лесхимартели, человеку для Пелагеи, прямо
                сказать, бесполезному. По крайности за все эти годы, что она пекарем, ей ни разу не
                доводилось иметь с ним дела, хотя, с другой стороны, кто знает, как повернет жизнь.
                Сегодня он тебе ни к чему, а завтра, может, он-то и встанет на твоей дороге.
                В общем, не мешало бы и к председателю лесхимартели сходить. Но что поделаешь —
                Павел совсем раскис к этому времени, и она, взяв его под руку, повела домой.

                — Летнюю-то кухню видел у Петра Ивановича? Сама говорит: рай. Все лето жары в доме
                не будет.

                Павел ничего не ответил.
                Пелагея рассказала мужу о своем разговоре с председателем сельсовета насчет сена и
                справки. При этом она не очень-то огорчалась, что председатель опять крутил насчет
                справки. Альке учиться еще год — в восьмой класс осенью пойдет, — и за это время
                можно найти ходы. Есть у нее кое-какая зацепка и в районе. Хоть тот же Иван Федорович
                из райисполкома. После войны сколько раз она выручала его хлебом — неужто ее добро
                не вспомнит?

                Пелагею сейчас занимало другое — та загадка, которую задал ей Петр Иванович. Три
                года их в забытьи держал, а сегодня позвал — с чего бы это?

                Сама она ему не нужна, рассуждала Пелагея, это ясно.
                Кончилось ее времечко — кто же нынче станет пекариху обхаживать? Давно люди
                набили хлебом брюхо. Может, на Альку виды имеет?

                Слыхала она, что Сергей Петрович на ее дочь глаза пялит, и намекни ей Петр Иванович:
                так и так, мол, Пелагея, рановато мы с тобой компанию оборвали, кто знает, еще как
   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17