Page 9 - Пелагея
P. 9
магазинах хлеб не выводится. А ведь какова цена хлебу — такова и пекарихе. На что же
тут обижаться?
Спасибо и на том, что вспомнил их Петр Иванович.
Когда от Петра Ивановича прибежал мальчик с записочкой, они с Павлом уже ложились
спать. Но записочка («Ждем дорогих гостей») сразу все изменила.
Петр Иванович худых гостей не позовет, не такой он человек, чтобы всякого вином
поить. Перво-наперво будут головки: председатель сельсовета да председатель колхоза,
потом будет председатель сельпо с бухгалтером, потом начальник лесопункта — этот на
особицу, сын Петра Ивановича у него служит.
Потом пойдет народ помельче: пилорама, машина грузовая, Антоха-кошох, но и без них,
без шаромыг, шагу не ступишь. Надо, скажем, дом перекрыть — походишь,
покланяешься Аркашке-пилорамщику. А конюха взять. Кажись, теперь, в машинное
время, и человека бесполезнее его нету. А нет, шофер шофером, а конюх конюхом.
Придет зима да прижмет с дровами, с сеном — не Антохой, Антоном Павловичем
назовешь.
Антониду с Сергеем, детей Петра Ивановича, они за столом уже не застали: люди
молодые — чего им томиться в праздник в духоте?
Хозяйка, Марья Епимаховна, потащила было Пелагею на усадьбу — летнюю кухню
показывать, — да она замотала головой: потом, потом, Марья Епимаховна. Ты дай мне
сперва на людей-то хороших досыта насмотреться да скатерть-самобранку разглядеть.
Стол ломился от вина и яств. Петр Иванович все рассчитал, все усмотрел. Жена
директора школы белого не пьет — пожалуйте шампанского, Роза Митревна. Лет десять,
наверно, а то и больше темная бутылка с серебряным горлышком пылилась в лавке на
полке — никто не брал, а вот пригодилась: спотешила себя Роза Митревна, обмочила
губочки крашеные…
Петр Иванович всю жизнь был для Пелагеи загадкой.
Грамоты большой нету, три зимы в школу ходил, должности тоже не выпало — всю
жизнь на ревизиях: то колхоз учитывает, то сельпо проверяет, то орс, а ежели
разобраться, так первый человек на деревне. Не обойдешь!
И руки мягкие, век топора не держали, а зажмут — не вывернешься.
В сорок седьмом году, когда Пелагея первый год на пекарне работала, задал ей науку
Петр Иванович. Пять тысяч без мала насчитал. Пять тысяч! Не пятьсот рублей.
И Павел тогда считал-считал, до дыр бумаги вертел — с грамотой мужик, и бухгалтерша
считала-пересчитывала, а Петр Иванович как начнет на счетах откладывать не хватает
пяти тысяч, и все. Наконец Пелагея, не будь дурой, бух ему в ноги: выручи, Петр
Иванович! Не виновата. И сама буду век бога за тебя молить, и детям накажу. «Ладно,
говорит, Пелагея, выручу. Не виновата ты — точно. Да я, говорит, не для тебя это и
сделал. Я, говорит, той бухгалтерше урок преподал. Чтобы хвост по молодости не
подымала». И как сказал — так и сделал.
Нашлись пять тысяч. Вот какой человек Петр Иванович!
Самым важным, гвоздевым гостем сегодня у Петра Ивановича был Григорий
Васильевич, директор школы.
Его пуще всех ласкал-потчевал хозяин. И тут голову ломать не приходилось — из-за
Антониды, Антонида в школе служить будет — чтобы у нее ни камня, ни палки под
ногами не валялось.
А вот зачем Петр Иванович Афоньку-ветеринара отличает, Пелагее было непонятно.
Афонька теперь не велика шишка, не партейный секретарь, еще весной сняли, шумно
сняли, с прописью в районной газетке, и когда теперь вновь подымется?
А в общем, Пелагея недолго ломала голову над Афонькой. До Афоньки ли ей, когда