Page 100 - Петр Первый

крепостных, опричь крестьян и крестьянских детей, – отпустить на волю…»
Окончив долгое чтение, дьяк свернул грамоту и указал приставу на Василия
Васильевича, – тот едва стоял, без шапки, Алексей держал его под руку…
– Взять под стражу и совершить, как сказано…

Взяли. Повели. За церковным двором посадили отца и сына на телегу, на рогожи, сзади
прыгнули пристав и драгун. Возчик, в рваном армяке, в лаптях, закрутил вожжами, и
плохая лошаденка потащила шагом телегу из лавры в поле. Была ночь, звезды
затягивало сыростью.
Троицкий поход окончился. Так же, как и семь лет назад, в лавре пересидели Москву.
Бояре с патриархом и Натальей Кирилловной, подумав, написали от имени Петра царю
Ивану:

«…А теперь, государь братец, настает время нашим обоим особам богом врученное нам
царство править самим, понеже есьми пришли в меру возраста своего, а третьему
зазорному лицу, сестре нашей, с нашими двумя мужскими особами в титлах и расправе
дел быти не изволяем…»
Софью без особого шума ночью перевезли из Кремля в Новодевичий монастырь.
Шакловитому, Чермному и Обросиму Петрову отрубили головы, остальных воров били
кнутом на площади, на посаде, отрезали им языки, сослали в Сибирь навечно. Поп
Медведев и Никита Гладкий позднее были схвачены дорогобужским воеводой. Их
страшно пытали и обезглавили.
Жалованы были награды – землицей и деньгами: боярам по триста рублей, окольничим
по двести семьдесят, думным дворянам по двести пятьдесят. Стольникам, кои прибыли с
Петром в лавру, – деньгами по тридцать семь рублей, кои прибыли вслед – по тридцать
два рубля, прибывшим до 10 августа – по тридцать рублей, а прибывшим по 20 августа –
по двадцать семь рублей. Городовым дворянам жаловано в том же порядке по
восемнадцать, по семнадцать и по шестнадцать рублей. Всем рядовым стрельцам за
верность – по одному рублю без землицы.

Перед возвращением в Москву бояре разобрали между собой приказы: первый и
важнейший – Посольский – отдан был Льву Кирилловичу, но уже без титла оберегателя.
По миновании военной и прочей надобности совсем бы можно было отказаться от
Бориса Алексеевича Голицына, – патриарх и Наталья Кирилловна простить ему не могли
многое, а в особенности то, что спас Василия Васильевича от кнута и плахи, но бояре
сочли неприличным лишать чести такой высокий род: «Пойдем на это, – скоро и из-под
нас приказы вышибут, – купчишки, дьяки безродные, иноземцы да подлые всякие люди,
гляди, к царю Петру так и лезут за добычей, за местами…» Борису Алексеевичу дали для
кормления и чести приказ Казанского дворца. Узнав о сем, он плюнул, напился в тот
день, кричал: «Черт с ними, а мне на свое хватит», – и пьяный ускакал в подмосковную
вотчину – отсыпаться…
Новые министры, – так начали называть их тогда иноземцы, – выбили из приказов одних
дьяков с подьячими и посадили других и стали думать и править по прежнему обычаю.
Перемен особенных не случилось. Только в кремлевском дворце ходил в черных соболях,
властно хлопал дверями, щепотно стучал каблуками Лев Кириллович вместо Ивана
Милославского…
Это были люди старые, известные, – кроме разорения, лихоимства и беспорядка и ждать
от них было нечего. В Москве и на Кукуе – купцы всех сотен, откупщики, торговый и
ремесленный люд на посадах, иноземные гости, капитаны кораблей – голландские,
ганноверские, английские – с великим нетерпением ждали новых порядков и новых
людей. Про Петра ходили разные слухи, и многие полагали на него всю надежду. Россия
– золотое дно – лежала под вековой тиной… Если не новый царь поднимет жизнь, так кто
же?

Петр не торопился в Москву. Из лавры с войском вышел походом в Александровскую
слободу, где еще стояли гнилые срубы страшного дворца царя Ивана Четвертого. Здесь
генерал Зоммер устроил примерное сражение. Длилось оно целую неделю, покуда
хватило пороху. И здесь же окончилась служба Зоммера, – упал, бедняга, с лошади и