Page 156 - Петр Первый

порты шла азовская армия. Впереди ехал на шести лошадях князь-папа с мечом и
щитом. За ним – певчие, дудошники, карлы, дьяки, бояре, войска. Далее вели
четырнадцать богато убранных лошадей Лефорта. Сам он, в латах, с планом Азова в
руке, стоя, ехал в царских золотых санях по гололедице. Опять – бояре, дьяки, войска,
матросы, новые вице-адмиралы Лима и де Лозьер. С великой пышностью, окруженный
гремящими литаврщиками, ехал на греческой колеснице приземистый, напыщенный, с
лицом, раздававшимся в ширину, боярин Шеин, генералиссимус, жалованный этой
честью перед вторым азовским походом, чтобы заткнуть рты боярам. За ним волокли
полотнищами по земле шестнадцать турецких знамен. Вели пленного татарского
богатыря Алатыка, – он щурил косые глаза на толпу, бешено оголял зубы, – ему
улюлюкали. Позади Преображенского полка на телеге в четыре коня везли виселицу,
под ней стоял с петлей на шее изменник Яков Янсен, два палача по сторонам его
щелкали пытошными клещами, потряхивали кнутами. Шли инженеры, корабельные
мастера, плотники, кузнецы. За стрельцами верхом – генерал Гордон, далее – пленные
турки в саванах. Восемь сивых коней тащили золотую в виде корабля колесницу. Перед
нею шел Петр в морском кафтане, в войлочном треухе со страусовым пером. Удивлялись
его круглому лицу и длинному телу – выше человеческого, и многие, крестясь,
припоминали страшные и таинственные слухи про этого царя.

Войска прошли через Москву в Преображенское. Вскорости туда приказано было
съезжаться боярам для сидения. На большой Думе, где, противно всем обычаям,
присутствовали иноземцы, генералы, адмиралы и инженеры, Петр мужественным
голосом сказал боярам:
– Понеже фортуна скрозь нас бежит, которая никогда так близко на юг не бывала:
блажен, кто хватает ее за волосы. Посему приговорите, бояре: разоренный и выжженный
Азов благоустроить вновь и населить войском немалым, да неподалеку оттуда, где
заложена мною крепость Таганрог, сию крепость благоустроить и населить же… И еще
потребно, – аще нам способнее морем воевать, нежели сухим путем, – построить морской
караван в сорок али более того судов… Корабли делать со всей готовностью, с пушками и
мелким ружьем, как быть им на войне. И делать их так: патриарху и монастырям с
восьми тысяч крестьянских дворов – корабль. Боярам и всем чинам служилым с десяти
тысяч крестьянских дворов – корабль. Гостям и гостиной сотне, черным сотням и
слободам сделать двенадцать больших кораблей. И посему боярам, и духовным, и
служилым людям, и торговым составить кумпанства, сиречь товарищества, и быть всех
кумпанств тридцать пять…

Бояре так и приговорили, хоть у многих глаза повылезли и шубы вспотели. Кумпанства
велено составить к декабрю под страхом отписки вотчин, поместий и дворов на государя.
Каждому кумпанству, кроме русских плотников и пильщиков, держать на свой счет
иноземных мастеров, переводчиков, кузнецов добрых, одного резчика, и одного столяра,
и одного живописца, и лекаря с аптекой.

И далее – Петр велел приготовить особую подать на постройку канала Волга – Дон и
рыть тот канал не мешкая. Развели руками, без спора приговорили. Тяжела была боярам
такая спешка, но видели, – спорь не спорь, у Петра все решено вперед. С трона не
говорит, а жестко лает, бритые генералы его только потряхивают париками… Ох, как
круто! Кругом Преображенского – военный лагерь, – трубы, барабаны, солдатские песни.
И получилось, что боярская Дума преет здесь только порядка древнего ради, – вот-вот
царь уж и без нее обойдется.

Действительно, вскоре случилось великое дело не боярским приговором, а просто:
личной государя канцелярии дьяк и князь-папа настрочил и послал с солдатами царский
указ пятидесяти лучшим московским дворянам, чтоб собирались за границу – учиться
математике, фортификации, кораблестроению и прочим наукам (без коих, слава богу,
жили от Володимера Святого). Взвыли во многих домах в Москве, но об отмене просить
или высказываться за немощью – побоялись. Молодых людей собрали, благословили,
простились как на смерть. К каждому приставлен был солдат для услуг и для отписки, и
поехали они по весенней распутице в чужедальние прелестные страны.

Одним из этих стольников был Петр Андреевич Толстой, зять Троекурова. Он какою
угодно ценой рад был загладить участие свое в стрелецком мятеже.

Взятие Азова было чрезвычайно легкомысленным и опасным делом: русские накликали
большую войну со всей Турецкой империей. А сил имелось только-только, чтобы