Page 180 - Петр Первый

– Теперь хоть и к цесарскому двору – не стыдно…
Обедать Петр поехал к Лефорту. Любезный друг Франц едва проснулся к полудню и,
позевывая, сидел перед зеркалом в просторной, солнечной, обитой золоченой кожей
опочивальне. Слуги хлопотали около него, одевая, завивая, пудря. На ковре шутили карл
и карлица, вывезенные из Гамбурга. Управитель, конюший, дворецкий, начальник
стражи почтительно стояли в отдалении. Вошел Петр. Придавив Франца за плечи, чтобы
не вставал, взглянул на него в зеркало:

– Не розыск был у них, преступное попущение и баловство… Шеин рассказал сейчас, – и
сам, дурак, не понимает, что нить в руках держал… Фалалеев, стрелец, как повели его
вешать, крикнул солдатам: «Щуку-де вы съели, а зубы остались…»
В зеркале дикие глаза Петра потемнели. Лефорт, обернувшись, приказал людям выйти…
– Франц… Жало не вырвано!.. Сегодня бояр брил, – вся внутренность во мне кипела…
Помыслю о сей кровожаждущей саранче!.. Знают, все знают, – молчат, затаились… Не
простой был бунт, не к стрельчихам шли… Здесь страшные дела готовились… Гангреной
все государство поражено… Гниющие члены железом надо отсечь… А бояр, бородачей,
всех связать кровавой порукой… Семя Милославского! Франц, сегодня ж послать указы:
из тюрем, монастырей везти стрельцов в Преображенское…

За обедом он опять как будто повеселел. Некоторые заметили новую в нем особенность –
темный, пристальный взгляд: среди беседы и шуток вдруг, замолкнув, уставится на того
или другого, – непроницаемо, пытливо, – нечеловечным взглядом… Дернет ноздрей и –
снова усмехается, пьет, хохочет деревянно…
Иноземцы – военные, моряки, инженеры сидели весело, дышали свободно. Русским было
тяжело за этим обедом. Играла музыка, ждали дам для танцев. Алексашка Меньшиков
поглядывал на руки Петра, лежавшие на столе, – они сжимались и разжимались. Лефорт
рассказывал различные курьезите о любовницах французского короля. Становилось
шумнее. Вдруг, высоко вскрикнув петушиным горлом, Петр вскочил, бешено перегнулся
через стол к Шеину:

– Вор, вор!
Отшвырнув стул, выбежал. Гости смешались, поднялись. Лефорт кидался ко всем,
успокаивая. Музыка гремела с хор. В сенях появились первые дамы, оправляя парики и
платья… Взоры всех привлекла пышная синеглазая красавица, с высоко взбитыми
пепельными волосами, – шелковые с золотыми кружевами юбки ее были необъятны,
голые плечи и руки белы и соблазнительны до крайности. Ни на кого не глядя, она
вошла в зал, медленно, по-ученому, присела и так стояла, глядя вверх, в руке – роза.

Иноземцы торопливо спрашивали: «Кто эта?» Оказалось – дочь богатейшего купчины
Бровкина, – Александра Ивановна Волкова. Лефорт, поцеловав кончики пальцев, просил
ее на танец. Пошли пары, шаркая и кланяясь. И снова – замешательство: дыша
ноздрями, вернулся Петр, зрачки его нашли Шеина, – выхватил шпагу и с размаху
рубанул ею по столу перед лицом отшатнувшегося генералиссимуса. Полетели осколки
стекол. Подскочил Лефорт. Петр ударил его локтем в лицо и второй раз промахнулся
шпагой по Шеину.
– Весь твой полк, тебя, всех твоих полковников изрублю, вор, бл…ий сын, дурак…

Алексашка бросил даму, смело подошел к Петру, не берегясь шпаги, обнял его,
зашептал на ухо. Шпага упала, Петр задышал в Алексашкин парик:

– Сволочи, ах, сволочи… Он полковничьими званиями торговал…
– Ничего, мин херц, обойдется, выпей венгерского…

Обошлось. Выпил венгерского, после сего погрозил пальцем Шеину. Подозвал Лефорта,
поцеловал его в распухший нос:

– А где Анна? Справлялся? Здорова? – Перекосив сжатый рот, взглянул на оранжевый
закат за высокими окнами. – Постой, сам схожу за ней…