Page 220 - Петр Первый

голландцы, французы, португальцы, мавры, – иные в париках, в шелковых чулках, при
шпагах, иные с головой, туго обвязанной красным платком, на босу ногу – туфли, за
широким поясом – пистолеты, иные в кожаных куртках и зюйдвестках, пропахших
соленой рыбой.

Сели пировать на открытой палубе под нежарким сентябрьским солнцем. На виду – за
стенами – мрачный, с частыми решетками на окнах, дворец султана, на другой стороне
пролива – пышные рощи и сады Скутари. Преображенцы и семеновцы играли на рожках,
на ложках, пели плясовые, свистали разными птичьими голосами «весну».
Памбург в обсыпанном серебряною пудрой парике, в малиновой куртке с лентами и
кружевами, – в одной руке – чаша, в другой – платочек, – разгорячась, говорил гостям:
– Понадобится нам тысяча кораблей, и тысячу построим… У нас уж заложены
восьмидесятипушечные, стопушечные корабли. На будущий год ждите нас в
Средиземном море, ждите нас на Балтийском море. Всех знаменитых моряков возьмем
на службу. Выйдем и в океан…

– Салют! – кричали побагровевшие моряки. – Салют капитану Памбургу!
Затягивали морские песни. Стучали ногами. Трубочный дым слоился в безветрии над
палубой. Не заметили, как и зашло солнце, как аттические звезды стали светить на это
необыкновенное пиршество. В полночь, когда половина морских волков храпела, кто
свалясь под стол, кто склонив поседевшую в бурях голову между блюдами, Памбург
кинулся на мостик:
– Слушай команду! Бомбардиры, пушкари, по местам! Вложи заряд! Забей заряд!
Зажигай фитили! Команда… С обоих бортов – залп… О-о-огонь!

Сорок шесть тяжелых пушек враз выпыхнули пламя. Над спящим Константинополем
будто обрушилось небо от грохота… «Крепость», окутанный дымом, дал второй залп.

.. . . . . . . . . . . . .

Емельян Украинцев писал цифирью:
«…припал на самого султана и на весь народ великий страх: капитан Памбург пил целый
день на корабле с моряками и подпил гораздо и стрелял с корабля в полночь изо всех
пушек не однажды. И от той стрельбы учинился по всему Цареграду ропот и великая
молва, будто он, капитан, тою ночной стрельбой давал знать твоему, государь, морскому
каравану, который ходит по Черному морю, чтобы он входил в гирло…

Султаново величество в ту ночь испужался и выбежал из спальной в чем был, и многие
министры и паши испужались, и от той капитанской необычайной пушечной стрельбы
две брюхатые султанши из верхнего сераля младенцев загодя выкинули. И за все то
султанское величество на Памбурга зело разгневался и велел нам сказать, чтобы мы
сего капитана с корабля сняли и голову ему отрубили. Я султану отвечал, что мне
неизвестно, для чего капитан стрелял, и я его о том спрошу, и если султанову
величеству стрельба учинилась досадна, я капитану вперед стрелять не велю и жестоко
о том прикажу, но с корабля снимать мне его незачем. Тем дело и кончилось.
Султан примет нас во вторник. Турки ждут сюда капитана Медзоморта-пашу, бывшего
прежде морским разбойником алжирским, для совета – мир с тобой учинить или войну».