Page 235 - Петр Первый

мазнув отца губами, кинулась к зеркалу, начала вертеть плечами, пышными юбками,
цвета фрезе-кразе, оглядывая новое платье.

– Батюшка, у меня к вам разговор… Такой разговор серьезный. – Подняла голые руки,
поправляя шелковые цветочки в напудренных волосах. Не могла оторваться от зеркала, –
синеглазая, томная, ротик маленький. – Уж такой разговор… (И опять – и присела и
раскладными перьями обмахнулась.)
Волков сказал угрюмо:

– Шалая какая-то стала. Вбила в башку – Париж, Париж… Только ее там и ждут… Спим
теперь врозь.

Иван Артемич, сидя у голландской печи, посмеивался:
– Ай-ай-ай, учить надо.

– Поди ее – поучи: крик на весь дом. Чуть что – грозит: «Пожалуюсь Петру Алексеевичу».
Не хочу ее брать в Европу – свихнется.

Санька отошла от зеркала, прищурилась, подняла пальчик:
– Возьмешь. Петр Алексеевич мне сам велел ехать. А ты – невежа.

– Тесть, видел? Что это?
– Ай-ай-ай…

– Батюшка, – сказала Санька, расправив платье, села около него. – Вчера у меня был
разговор с младшей Буйносовой, Натальей. Девка так и горит. Они еще старшую не
пропили, а до этой когда черед? Наташа – в самой поре, – красотка. Политес и талант
придворный понимает не хуже меня…
– Что ж, у князя Романа дела, что ли, плохи? – спросил Иван Артемич, почесывая мягкий
нос. – То-то он все насчет полотняного завода заговаривает…
– Плохи, плохи. Княгиня Авдотья плакалась. А сам ходит тучей…

– Он с умной головы сунулся по военным подрядам, ему наши наломали бока…
– Род знаменит, батюшка, – Буйносовы!.. Честь немалая взять в дом такую княжну. Если
за приданым не будем слишком гнаться, – отдадут. Я про меньшенького, Артамошу,
говорю. (Иван Артемич полез было в затылок, помешал парик.) Главное, до отъезда
моего в Париж окрутить Артамона с Натальей. Очень девка томится. Я и Петру
Алексеевичу говорила.
– Говорила? – Иван Артемич сразу бросил трепать нос. – Ну, и он что?

– Милое дело, говорит. Мы с ним танцевали у Меньшикова вчерась. Усами по щеке меня
щекочет и говорит: «Крутите свадьбу, да скорее».

– Почему скорее? – Иван Артемич поднялся и напряженно глядел на дочь. (Санька была
выше его ростом.)

– Да война, что ли… Не спросила его, не до того было… Вчера все говорили – быть войне.
– С кем?

Санька только выпятила губу. Иван Артемич заложил короткие руки за спину и заходил,
переваливаясь, – в белых чулках, в тупоносых башмаках с большими бантами, красными
каблуками.

У крыльца загрохотала карета, подъезжали гости.

.. . . . . . . . . . . . .
Глядя по гостю, Иван Артемич или встречал его наверху, в дверях, выпятя живот в