Page 251 - Петр Первый

– Скорей скажи старцу, пусть к нам выйдет…
У Андрея вся душа была натянута, как сухая жила, – от поста, от бессонного
бодрствования, от вечного ужаса. Испугавшись, он выронил колотушку, задрожал,
задышал. Но недаром учил его Нектарий одолевать бесов (а их – тьма темь: сколько
мыслей – столько бесов), мысленно торопливо завопил: «Враг сатана, отженись от
меня!..» Поднял колотушку, ударил по бухалу под голубком, замотал головой: не
мешайте, отойдите прочь…

– Андрей, говорят тебе: тот офицер с солдатами – верстах в пяти отсюда…
– Хоть звони-то легче, – услышат… С ними Яким. По звону он их прямо сюда приведет…

Андрей – сквозь часто стукающие зубы:
– Старец еще в келье, идите прямо к нему.

Сняли лыжи, пошли. Оба они, Степка Бармин и Петрушка Кожевников, были из
повенецкого посада, промышляли рыбой, зверем… За двуперстное сложение повенецкий
воевода не раз их грабил и разбивал, свел со двора скотину, и это им надоело. Года уже с
два их жены с детьми тайно жили в Выговской обители, а сами – в разных местах, – где
удобнее для промысла и поглуше. Когда прошел слух, что в скиты едет офицер с солдаты
(обритые, мясоеды, на версту смердят табаком – «табун-травой»), Нектарий приказал
Степке и Петрушке следить за ними, сбивать с пути, и если возможно, без греха, и
совсем избыть слуг антихристовых.

К отцу Нектарию просто не допускали. В холодные сени вышел послушник, – их у старца
было двое: Андрей и этот – хроменький Порфирий, чахлый отрок с подкаченными
глазами. Шепотом рассказали ему. Порфирий склонил набок головочку, молвил одним
вздохом: «Войдите…» Лесные мужики, сдернув шапки, старались как-нибудь сжаться,
вступая из сеней в келью, – неумеренно были здоровы, грубы. Старец не жаловал буйной
плоти.
Стоя у аналоя, – маленький, согбенный, в древнего покроя черной домотканой мантии, –
Нектарий покосился на Степку и Петрушку. Узкая борода клином висела едва не до
колен, под черными бровями – угли, не глаза. Свеча, прилепленная к изъеденной
червями книжной крышке, тихо потрескивала, – к сильным морозам, должно быть…
Жаром дышала печь, сложенная из приозерных валунов. Бревенчатые стены чисто
выскоблены. Под потолком на мочалках – пучки сухих трав.

У Степки и Петрушки поползли с усов ледяные сосульки, но боялись утереться,
пошевелиться, покуда старец не кончит! Он читал грозным голосом. Из темного угла
глядел на него, лежа на боку, бесноватый мужик, прикованный поперек туловища цепью
к железному ершу в стене. У печи в квашне, прикрытой ветхой рясой, пучилось тесто.
– Ну, вы чего? – Нектарий повернулся к мужикам, двинулся на них седой бородой. Они
медведя не боялись, лося один на один брали, а перед ним заробели, конечно. Степка
стал сбивчиво рассказывать про давешнее, Петрушка виновато поддакивал.

– Значит, – мягким голосом сказал Нектарий, – значит, ты, Петруша, хотел того солдата
запороть рогатиной, а ты, Степа, греха убоялся?
Степан ему на это – горячо:

– Отец, мы за ними две недели ходим. Яким, проклятый, эти места знает, прямо сюда
ведет. Мы уж и так и так думали… Они берегутся, а то бы – милое дело: дверь в
зимовище подпереть, да – огоньку. Помолясь, и окрестили бы их… И им хорошо и нам…
Да, видишь ты, не вышло… А разбоем убивать – сохрани Исус… Нынче только бес
попутал…

– Благословил я вас на эту гарь? – спросил старец. (Мужики удивленно поглядели на
него, не ответили.) Молитва твоя горяча, значит, Степа, – вот как? – десятерых в огне
окрестить? Ох, ох! Кто же тебе власть такую дал? Видишь ты, Петрушу бес толкнул, а ты
и беса одолел. Ах, святость! Ах, власть!

Степан насупился. Петрушка моргал на старца, плохо понимая.