Page 325 - Петр Первый

– Элене Экатерине…
– Катерина… Хорошо… Отец кто?

– Сирота… Была в услужении у пастора Эрнста Глюка…
– В услужении… Очень хорошо… Стирать умеешь?

– Стирать умею… Многое умею… За детьми ходить…

– Видишь ты… А у меня исподнего платья простирать некому… Ну, что же, – девица?
Катерина всхлипнула, и – не поднимая головы:
– Нет уже… Недавно вышла замуж…

– А-а-а… За кого?

– Королевский кирасир Иоганн Рабе…
Борис Петрович насупился. Спросил неласково про кирасира: где же он – среди
пленных? Может, убит?
– Я видела, Иоганн с двумя солдатами бросился вплавь через озеро… Больше его не
видала…

– Плакать, Катерина, не надо… Молода… Другого наживешь… Есть хочешь?
– Очень, – ответила она тонким голосом, подняла похудевшее лицо и опять улыбнулась, –
покорно, доверчиво. Борис Петрович подошел к ней, взял за плечи, поднял, поцеловал в
тонкие теплые волосы. И плечи у нее были теплые, нежные…

– Садись к столу. Покормим. Обижать не будем. Вино пьешь?
– Не знаю…

– Значит – пьешь…
Борис Петрович крикнул денщика, строго (чтобы солдат чего не подумал лишнего, боже
упаси – не ухмыльнулся) приказал накрывать ужинать. Сам за ужином не столько ел,
сколько поглядывал на Катерину: ишь ты – какая голодная! Ест опрятно, ловко, –
взглянет влажно на Бориса Петровича, благодарно приоткроет белые зубки. От еды и
вина щеки ее порозовели…
– Платьишки твои, чай, все погорели?..

– Все пропало, – беспечно ответила она…
– Ничего, наживем… На неделе поедем в Новгород, там тебе будет лучше. Сегодня – по-
походному – на печи будем спать…
Катерина из-под ресниц тёмно поглядела на него, покраснела, отвернула лицо,
прикрылась рукой…
– Ишь ты, какая… Катерина, баба… – Сил нет, до чего нравилась Борису Петровичу эта
комнатная девушка… Потянувшись через стол, взял ее за кисть руки. Она все
прикрывалась, сквозь пальцы чудно блестел ее глаз. – Ну, ну, ну, в крепостные тебя не
запишем, не бойся… Будешь жить в горницах… Мне економка давно нужна…

Когда разбитые под Нарвой войска возвращались в Новгород, – много солдат убежало –
кто на север в раскольничьи погосты, кто на большие реки: на Дон, за Волгу, на низовье
Днепpa… Ушел и Федька Умойся Грязью, угрюмый, все видавший мужик… (Ему бы и так
не сносить головы за убийство поручика Мирбаха.) В побег сманил Андрюшку Голикова –
все-таки вместе когда-то тянули лямку на Шексне, долго ели из одного котла. Андрюшке
после нарвского ужаса все равно куда было идти, только не опять под ружье…
Ночью со стоянки они увели полковую клячу, продали ее в монастырь за пятьдесят