Page 335 - Петр Первый

печатные пряники и платки, но бояре-де обманули народ, – за этими пряниками
приезжали из деревень далеких. Каждую ночь над кремлевскими башнями взлетали
ракеты, по стенам крутились огненные колеса. Допировались и дошутились на самый
покров до большого пожара. Полыхнуло в Кремле, занялось в Китай-городе, ветер был
сильный, головни несло за Москву-реку. Волнами пошло пламя по городу. Народ
побежал к заставам. Видели, как в дыму, в огне скакал Петр на голландской пожарной
трубе. Ничего нельзя было спасти. Кремль выгорел дотла, кроме Житного двора и
Кокошкиных хором, – сгорел старый дворец (едва удалось вытащить царевну Наталью с
царевичем Алексеем), – все приказы, монастыри, склады военных снарядов; на Иване
Великом попадали колокола, самый большой, в восемь тысяч пудов, – раскололся.

После, на пепелищах, люди говорили: «Поцарствуй, поцарствуй, еще не то увидишь…»
.. . . . . . . . . . . .

По случаю приезда из Голландии сына Гаврилы у Бровкина после обедни за столом
собралась вся семья: Алексей, недавно возведенный в подполковники; Яков –
воронежский штурман, мрачный, с грубым голосом, пропахший насквозь трубочным
табаком; Артамоша с женой Натальей, – он состоял при Шафирове переводчиком в
Посольском приказе, Наталья в третий раз была брюхата, стала красивая, ленивая,
раздалась вширь – Иван Артемич не мог наглядеться на сноху; был и Роман Борисович с
дочерьми. Антониду этой осенью удалось спихнуть замуж за поручика Белкина, –
худородного, но на виду у царя (был сейчас в Ингрии). Ольга еще томилась в девках.

Роман Борисович одряхлел за эти годы, – главное оттого, что приходилось много пить.
Не успеешь проспаться после пира, а уж на кухне с утра сидит солдат с приказом – быть
сегодня там-то… Роман Борисович захватывал с собой усы из мочалы (сам их придумал)
и деревянный меч. Ехал на царскую службу.

Таких застольных бояр было шестеро, все великих родов, взятые в потеху кто за
глупость, кто по злому наговору. Над ними стоял князь Шаховской, человек пьяный и
нежелатель добра всякому, – сухонький старичок, наушник. Служба не особенно
тяжелая: обыкновенно, после пятой перемены блюд, когда уже изрядно выпито, Петр
Алексеевич, положив руки на стол и вытянув шею, озираясь, громко говорил: «Вижу –
зело одолевает нас Ивашко Хмельницкий, не было бы конфузии». Тогда Роман Борисович
вылезал из-за стола, привязывал мочальные усы и садился на низенькую деревянную
лошадь на колязках. Ему подносили кубок вина, – должен, подняв меч, бодро выпить
кубок, после чего произнести: «Умираем, но не сдаемся». Карлики, дураки, шуты,
горбуны с визгом, наскочив, волокли Романа Борисовича на лошади кругом стола. Вот и
вся служба, – если Петру Алексеевичу не приходило на ум какой-либо новой забавы.

Иван Артемич находился сегодня в приятном расположении: семья в сборе, дела – лучше
не надо, даже пожар не тронул дома Бровкиных. Не хватало только любимицы –
Александры. Про нее-то и рассказывал Гаврила – степенный молодой человек,
окончивший в Амстердаме навигационную школу.
Александра жила сейчас в Гааге (с посольством Андрея Ар-тамоновича Матвеева), но
стояли они с мужем не на посольском подворье, а особо снимали дом. Держала кровных
лошадей, кареты и даже яхту двухмачтовую… («Ах, ах», – удивлялся Иван Артемич, хотя
на лошадей и на яхту, тайно от Петра Алексеевича, посылал Саньке немалые деньги.)
Волковы уехали из Варшавы уже более года, когда король Август бежал от шведов. Были
в Берлине, но недолго, – Александре немецкий королевский двор не понравился: король
скуп, немцы живут скучно, расчетливо, каждый кусок на счету…

– В Гааге у нее дом полон гостей, – рассказывал Гаврила, – знатных, конечно, мало,
больше всякие необстоятельные люди: авантюристы, живописцы, музыканты, индейцы,
умеющие отводить глаза… Она с ними катается на парусах по каналу, – сидит на палубе,
на стульчике, играет на арфе…

– Научилась? – всплескивал ладонями Иван Артемич, оглядывал домашних…
– Выходит гулять на улицу – все ей кланяются, и она вот так только головой – в ответ…
Василия не всегда выпускает к гостям, да он тому и рад, – стал совсем тихий,
задумчивый, постоянно с книжкой, читает даже по-латыни, ездит на корабельные верфи,
по кунсткамерам и на биржу – присматривается…