Page 33 - Рассказы

повинность! Поняли?
Ямщики понимали и уходили в темноту восточных степей — заниматься святым
хлебопашеством. Так и погас степной ямщицкий промысел.
Но не все ямщики разбрелись — некоторые так втянулись в степную дорогу, что
остались. Влекло их главным интересом то, что они надеялись на какую-нибудь награду
от знатных ездоков и не верили, что всегда будет даровая гонка. Кроме того, они
налегли на дорожные трактиры и постоялые дворы, где драли заграничные цены, как
определил один проезжий.
Когда стало совсем мало степных ямщиков, то с государственными делами на юге
России пошла неуправка: нужные чиновники задерживались в степи и не могли
приехать в срок. Царице доложили, что степняки — бедный и своевольный народ, лучше
пока их расположить чем-нибудь, — степной путь велик, и никакой злостной суеты на
нем быть не должно. Царица определила по куску степи на каждого усердного и особо
исполнительного ямщика. А заботу по поименному названию таких ямщиков — для
следующего награждения их землей — возложила на ученого академика Бергравена, как
сподручное ему дело в его странствии по южнорусской степи: Бергравен как раз в тот
срок выезжал из Петербурга с научными изысканиями в русскую равнину и
неоднократно должен пересечь ее во всех направлениях. Поэтому все ямщики ему будут
налицо.

Бергравен был очень пожилой человек и весь расслабленный. Когда он попал к прадеду
Астахова, то лег на полати и пролежал в полной слабости две недели, а ямщику Астахову
сказал:

— Ты поезди-ка, дружок, один по степи да посмотри на высоких гладких местах: нет ли
на земле завязи или скрепы какой, — вроде пуповины у тебя на животе: найдешь, тогда
мне скажешь!
Сначала Астахов из страха ездил верхом по степи и искал земного пупка. Он даже
удивлялся, почему раньше его не заметил. Но потом ездить перестал, а спал в дальней
лощине целыми днями. Каждый вечер ученый его спрашивал:
— Ничего не обнаружил, дружок? Он ведь большой должен быть, вроде пня или кургана
— весь в рубцах и расщелинах. А в щелях должна быть плутоническая твердая грязь! Ты
не забудь пунктуально рассмотреть — тогда мне расскажешь!
— Ничего не заметил, ваше сиятельство, — одна ровная степь и ковыль! Где-нибудь пуп
должен находиться; я догадываюсь, не в овраге ли он! Без пупа земля расползлась бы —
без шва нельзя!

— Ну вот, ну вот! — радовался чему-то ученый человек. — Конечно, земной замок
имеется. Только где он, дружок?

— Может, в логу, ваше сиятельство? — покорно доводил до сведения ученого Астахов.
— Ну, чудачок, чудачок, что ты говоришь? Разве у тебя пуповина под мышками сидит?
А? Ну что ты говоришь, ты подумай сам!
— Разыщу, ваше сиятельство, будьте покойны, отдыхайте! — говорил Астахов и шел на
другой день с утра в лощину. Он уже у стариков спрашивал: где пупок на земном
животе? Никто, оказывается, не видел.
— Может, и есть где в сердцевине степи, — ай туда доскачешь?

Астахов не хотел морить коня — сказал ученому, что уезжает на три дня в высокую
Дальнюю степь, а сам ускакал к куму-казаку в гости, за сорок верст.

— Что скажешь, дружок? — спросил ученый через три дня. — Доехал до пуповины?
— Нашел, ваше сиятельство! — сказал Астахов, равнодушно вздохнув. — В бугристом
месте посередине степи торцом стоит — весь червивый такой, в кровоточинах и шитый
из кусков! А видать, старый такой, обветшалый и из живого тела сотворен!..