Page 28 - Рассказы

КОНЧИНА КОПЁНКИНА
Вечером в степи начался дождь и прошел краем мимо Чевенгура, оставив город сухим;
Чепурный этому явлению не удивился, он знал, что природа не мочит город в ненужное
время. Однако целая группа прочих, вместе с Чепурным и Пиюсей, пошла в степь
осмотреть мокрое место, дабы убедиться. Копёнкин же поверил дождю и никуда не
пошел, а отдыхал с Двановым близ кузницы на плетне. Копёнкин плохо знал пользу
разговора и сейчас высказывал Дванову, что воздух и вода дешевые вещи, но
необходимые; то же можно сказать о камнях — они также на что-нибудь нужны. Своими
словами Копёнкин говорил не смысл, а расположение к Дванову; во время же молчания
томился.

— Товарищ Копёнкин, — спросил Дванов, — кто тебе дороже — Чевенгур или Роза
Люксембург?

— Роза, товарищ Дванов, — с испугом ответил Копёнкин. — В ней коммунизма было
побольше, чем в Чевенгуре, оттого ее и убила буржуазия, а город цел, хотя кругом его
стихия..

У Дванова не было в запасе никакой неподвижной любви, он жил одним Чевенгуром — и
боялся его истратить; он существовал одними ежедневными людьми — тем же
Копёнкиным, Гопнером, Пашинцевым, прочими, но постоянно тревожась, что в одно
утро они скроются куда-нибудь или умрут постепенно. Дванов наклонился, сорвал
былинку и оглядел ее робкое тело: можно и ее беречь, когда никого не останется.

Копёнкин встал навстречу бегущему из степи человеку. Чепурный молча и без
остановки промчался в глубь города. Копёнкин схватил его за шинель и окоротил:

— Ты что спешишь без тревоги?
— Казаки! Кадеты на лошадях! Товарищ Копёнкин, езжай, бей, пожалуйста, а я — за
винтовкой!
— Саш, посиди в кузне, — сказал Копёнкин. — Я их один кончу, только ты не вылазь
оттуда, а я — сейчас.
Четверо прочих, ходивших с Чепурным в степь, пробежали обратно, Пиюся же где-то
залег одиноким образом в цепь — и его выстрел раздался огнем в померкшей тишине.
Дванов побежал на выстрел с револьвером снаружи; через краткий срок его обогнал
Копёнкин на Пролетарской Силе, которая спешила на тяжелом шагу, и вслед первым
бойцам уже выступала с чевенгурской околицы сплошная вооруженная сила прочих и
большевиков, — кому не хватило оружия, тот шел с плетневым колом или печной
кочергой, и женщины вышли совместно со всеми. Сербинов бежал сзади Якова Титыча с
дамским браунингом и искал, кого стрелять. Чепурный выехал на лошади, что возила
Прокофия, а сам Прокофий бежал следом и советовал Чепурному сначала организовать
штаб и назначить командующего, иначе начнется гибель.
Чепурный на скаку разрядил вдаль всю обойму и старался нагнать Копёнкина, но не мог.
Копёнкин перепрыгнул на коне через лежачего Пиюсю и не собирался стрелять в
противника, а вынул саблю, чтобы ближе касаться врага.
Враги ехали по бывшей дороге. Они держали винтовки поперек, приподняв их руками,
не готовясь стрелять, и торопили лошадей вперед. У них были команда и строй, поэтому
они держались ровно и бесстрашно против первых выстрелов Чевенгура. Дванов понял
их преимущество и, установив ноги в ложбинке, сшиб четвертой пулей командира
отряда из своего нагана. Но противник опять не расстроился: он на ходу убрал
командира куда-то внутрь построения и перевел коней на полную рысь. В этом
спокойном наступлении была машинальная сила победы, но и в чевенгурцах была стихия
защищающейся жизни. Кроме того, на стороне Чевенгура существовал коммунизм. Это
отлично знал Чепурный, и, остановив лошадь, он поднял винтовку и опустил наземь с
коней троих из отряда противника. А Пиюся сумел из травы искалечить пулями ноги
двоим лошадям, и они пали позади отряда, пытаясь ползти на животах и копая мордами
пыль земли. Мимо Дванова пронесся в панцире и лобовом забрале Пашинцев — он
вытянул в правой руке скорлупу ручной бомбы и стремился взять врага одним