Page 31 - Рассказы

Копёнкин лег навзничь на отдых.
— Отвернись от меня, Саш, ты видишь — я не могу существовать…

Дванов отвернулся.
— Больше не гляди на меня, мне стыдно быть покойным при тебе… я задержался в
Чевенгуре и вот теперь кончаюсь, а Роза будет мучиться в земле одна…
Копёнкин вдруг сел и еще раз прогремел боевым голосом:

— Нас ведь ожидают, товарищ Дванов! — и лег мертвым лицом вниз, а сам стал весь
горячий.

Пролетарская Сила подняла его тело за шинель и понесла куда-то в свое родное место
на степной, забытой свободе. Дванов шел за лошадью следом, пока в шинели не
разорвались тесемки, и тогда Копёнкин очутился полуголым, изрытым ранами больше,
чем укрытый одеждой. Лошадь обнюхала скончавшегося и с жадностью начала
вылизывать кровь и жидкость из провалов ран, чтобы поделить с павшим спутником его
последнее достояние и уменьшить смертный гной.
Дванов поднялся на Пролетарскую Силу и тронул ее в открытую степную ночь. Он ехал
до утра, не торопя лошади; иногда Пролетарская Сила останавливалась, оглядывалась
обратно и слушала, но Копёнкин молчал в оставленной темноте; и лошадь сама
начинала шагать вперед.