Page 1 - Поднятая целина

Михаил Шолохов
Поднятая целина

Словно казачья шашка блестит в степи широкий Дон, проносится над ним горький
полынный ветер. Больше всего донской казак — хлебороб и воин — любит свободу и волю. А
новые времена как плугом перепахивают людей, заставляя их отказываться от привычного
уклада жизни, сталкивая друг с другом. Труженик Разметнов, белогвардеец Половцев,
коммунист Нагульнов, балагур дед Щукарь, путиловский слесарь Давыдов — каждый
отстаивает свою правду и готов за нее идти до конца. А Дон все так же течет по
безбрежной степи, отражая далекие звезды, унося с собой людские радости и заботы,
звонкий женский смех и частый перестук конских копыт...

КНИГА ПЕРВАЯ

1

В конце января, овеянные первой оттепелью, хорошо пахнут вишневые сады. В
полдень где-нибудь в затишке (если пригревает солнце) грустный, чуть внятный запах
вишневой коры поднимается с пресной сыростью талого снега, с могучим и древним духом
проглянувшей из-под снега, из-под мертвой листвы земли.
Тонкий многоцветный аромат устойчиво держится над садами до голубых потемок, до
поры, пока не просунется сквозь голызины ветвей крытый прозеленью рог месяца, пока не
кинут на снег жирующие зайцы опушенных крапин следов…
А потом ветер принесет в сады со степного гребня тончайшее дыхание опаленной
морозами полыни, заглохнут дневные запахи и звуки, и по чернобылу, по бурьянам, по
выцветшей на стернях брице, по волнистым буграм зяби неслышно, серой волчицей придет с
востока ночь, — как следы, оставляя за собой по степи выволочки сумеречных теней.

По крайнему в степи проулку январским вечером 1930 года Въехал в хутор Гремячий
Лог верховой. Возле речки он остановил усталого, курчаво заиневшего в пахах коня,
спешился. Над чернью садов, тянувшихся по обеим сторонам узкого проулка, над островами
тополевых левад высоко стоял ущербленный месяц. В проулке было темно и тихо. Где-то за
речкой голосисто подвывала собака, желтел огонек. Всадник жадно хватнул ноздрями
морозный воздух, не спеша снял перчатку, закурил, потом подтянул подпругу, сунул пальцы
под потник и, ощутив горячую, запотевшую конскую спину, ловко вскинул в седло свое
большое тело. Мелкую, не замерзающую и зимой речушку стал переезжать вброд. Конь,
глухо звякая подковами по устилавшим дно голышам, на ходу потянулся было пить, но
всадник заторопил его, и конь, екая селезенкой, выскочил на пологий берег.
Заслышав встречь себе говор и скрип полозьев, всадник снова остановил коня. Тот на
звук торожко двинул ушами, повернулся. Серебряный нагрудник и окованная серебром
высокая лука казачьего седла, попав под лучи месяца, вдруг вспыхнули в темени проулка
белым, разящим блеском. Верховой кинул на луку поводья, торопливо надел висевший до
этого на плечах казачий башлык верблюжьей шерсти, закутал лицо и поскакал машистой
рысью. Миновав подводу, он по-прежнему поехал шагом, но башлыка не снял.
Уж въехав в хутор, спросил у встречной женщины:
— А ну, скажи, тетка, где тут у вас Яков Островнов живет?
— Яков Лукич-то?
— Ну, да.
— А вот за тополем его курень, крытый черепицей, видите?
— Вижу. Спасибо.