Page 203 - Поднятая целина

коем случае этого драгоценного кочета изничтожать нельзя. Задача тебе ясная? Ну и хорошо!
А молодого кочетка тебе нынче же дедушка Щукарь доставит.
В тот же день у жены Демки Ушакова Макар по сходной цене купил лишнего в
хозяйстве петуха, отослал его Майданниковой с дедом Щукарем.
Казалось бы, что последнее препятствие было преодолено, но тут по хутору прокатился
веселый слух, будто Макар Нагульнов для неизвестных целей скупает всюду петухов оптом
и в розницу, причем платит за них бешеные деньги. Ну как любивший веселую шутку
Разметнов мог не откликнуться на такое событие? Услышав о диковинной причуде своего
друга, он решил все проверить самолично и поздним вечером заявился на квартиру к
Нагульнову.
Макар и дед Щукарь сидели за столом, уткнувшись в толстые книги. Коптила лампа с
чрезмерно выпущенным фитилем. В комнате порхали черные хлопья, пахло жженой бумагой
от полуистлевшего бумажного абажура, надетого прямо на ламповое стекло, и стояла такая
тишина, какая бывает только в первом классе начальной школы во время урока
чистописания. Разметнов вошел без стука, покашлял, стоя у порога, но ни один из прилежно
читавших не обратил на него внимания. Тогда, еле сдерживая улыбку, Разметнов громко
спросил:
— Здесь живет товарищ Нагульнов!
Макар поднял голову, внимательно всмотрелся в лицо Разметнова. Нет, ночной гость
не пьян, но губы подергиваются от неудержимого желания расхохотаться. Глаза Макара
тускло блеснули и сузились. Он спокойно сказал:
— Ты пойди, Андрей, к девкам на посиделки, а мне, видишь, некогда с тобою впустую
время тратить.
Видя, что Макар отнюдь не расположен делить с ним его веселое настроение,
Разметнов, садясь на лавку и закуривая, уже серьезно спросил:
— Нет, на самом деле: к чему ты их покупал?
— К лапше да ко щам. А ты думал, что я из них мороженое для хуторских барышень
делаю?
— За мороженое я, конечно, не думал, а диву давался: к чему, думаю, ему столько
петухов понадобилось, и почему именно петухи?
Макар улыбнулся:
— Уважаю в лапше петушиные гребни, вот и все. Ты диву давался насчет моих
покупок, а вот я, Андрей, диву даюсь — почему ты на прополку не изволишь ходить?
— А что мне прикажешь там делать? За бабами присматривать — так на это бригадиры
есть.
— Не присматривать, а полоть самому.
Разметнов, отмахиваясь руками, весело рассмеялся.
— Это чтобы я вместе с ними сурепку дергал? Ну уж это, брат, извиняй! Не
мужчинское это дело, к тому же я ишо не кто-нибудь, а председатель сельсовета.
— Не велика шишка. Прямо сказать, так себе шишка на ровном месте! Почему же я
сурепку и тому подобные сорняки наравне с ними дергаю, а ты не могешь?
Разметнов пожал плечами.
— Не то что не могу, а просто не желаю срамиться перед казаками.
— Давыдов никакой работой не гнушается, я — тоже, почему же ты фуражечку на
бочок сдвинешь и по целым дням сиднем сидишь в своем Совете либо замызганную свою
бумажную портфелю зажмешь под мышкой и таскаешься по хутору, как неприкаянный? Что,
секретарь твой не сумеет какую-нибудь справку о семейном положении выдать? Ты, Андрей,
брось эти штучки! Завтра же ступай в первую бригаду, покажи бабам, как герои гражданской
войны могут работать!
— Да ты что, с ума сошел или шутишь? Убей на месте, а не пойду! — Разметнов со
злобой кинул в сторону окурок, вскочил со скамьи. — Не хочу быть посмешищем! Не
мужчинское это дело — полоть! Может, ишо скажешь — идти мне картошку подбивать?