Page 244 - Поднятая целина

завхоза нельзя, этим только вспугнешь его, если он впутался в какой-нибудь сговор, да и
других нашарахаешь. А один Лукич не пойдет на такое дело. Он умный, черт, и один ни за
что не рискнет на такую штуку: значит надо с ним быть по-прежнему и намека на
подозрения не подавать, иначе можно сорвать все дело. А игра начинается уже с козырей…
Надо вскоре же съездить в район, поговорить с секретарем райкома и начальником ГПУ.
Хлопает наше ГПУ ушами, а тут уже из винтовок по ночам начинают хлопать. Нынче — в
Макара, а завтра — в меня или Разметнова. Нет, это дело не годится. Если ничего не
предпринимать, то один какой-нибудь стервец нас в три дня может перещелкать… Но все же
едва ли Лукич ввяжется в контрреволюционную игру. Уж больно он расчетлив, факт! Да и
какой ему смысл? Работает завхозом, член правления, живет хорошо, в достатке. Нет, что-то
не верится мне, чтобы его потянуло на старое. К старому нет возврата, он же это должен
понимать. Другое дело, если бы мы сейчас с кем-нибудь из соседей завоевали, — тогда он
мог бы обактивиться, а сейчас не верю я в его активность».
Размышления Давыдова прервал Разметнов. Он долго молча смотрел в осунувшееся
лицо друга, потом деловито спросил:
— Ты нынче завтракал?
— Завтракал. А что? — рассеянно отозвался Давыдов.
— Худой ты, прямо страсть! Одни скулы торчат, да и те печенные на солнце.
— Ты опять за старое?
— Да нет, я всерьез, верь слову!
— Не завтракал, не успел, да и не хочется, вон какая с утра жарища.
— А я что-то оголодал. Пойдем со мной, Сема, перекусим малость, — предложил
Разметнов.
Давыдов нехотя согласился.
Они вместе вышли во двор, и навстречу им жарко дохнул сухой и горячий, насквозь
пропахший полынью ветер из степи.
Возле калитки Давыдов остановился, спросил:
— Кого ты подозреваешь, Андрей?
Разметнов поднял плечи и медленно развел руками.
— Чума его знает! Я сам сколько раз прикидывал в уме и ни черта ничего не придумал.
Всех казаков в хуторе перебрал — так ничего путного и не придумал. Задал нам какой-то
дьявол загадку, а теперь и ломай голову. Тут приезжал один товарищ из районного ГПУ,
покрутился возле Макаровой хатенки, расспросил Макара, деда Щукаря, хозяйку Макарову,
меня, поглядел на гильзу, какую мы нашли, да ведь она не меченая… С тем и уехал. «Не
иначе, говорит, враг какой-то объявился у вас». А Макар у него спрашивает: «А по тебе,
умник, иной раз и друзья стреляли? Езжай-ка ты отсюда к едрене-фене! Без тебя
разберемся». Промолчал этот чудак, только носом посопел, с тем сел верхи и уехал.
— Как думаешь, Островнов не может отколоть такую штуку? — осторожно спросил
Давыдов.
Но Разметнов, взявшийся было за щеколду калитки, от удивления даже руку опустил и
засмеялся.
— Да ты что, спятил? Яков Лукич-то? Да с какого же это пятерика он на такое дело
пойдет? Да он тележного скрипа боится, а ты придумал этакую чепуху! Голову мне отруби,
но он этого не сделает! Кто хочешь, но только не он.
— А сын его?
— Тоже мимо целишь. Этак, ежели наугад пальцем тыкать, можно и в меня попасть.
Нет, тут загадка мудренее… Тут замок с секретом.
Разметнов достал кисет, свернул цигарку, но вспомнил, что на днях сам подписывал
обязательное постановление, воспрещающее хозяйкам топить днем печи, а мужчинам курить
на улицах, и с досадой скомкал цигарку. На недоумевающий взгляд Давыдова рассеянно
ответил, словно говорил не о себе, а о ком-то постороннем:
— Издают разные дурацкие постановления! Нельзя на базу курить, пойдем, дома у