Page 246 - Поднятая целина
P. 246

Каждую косилку Давыдов осматривал тщательно и подолгу. Но как ни придирчив был
               его осмотр, изъянов в ремонте он не нашел, за исключением двух-трех мелких недоделок.
               Зато не на шутку разобидел старого кузнеца. Тот переходил вслед за Давыдовым от косилки
               к косилке, вытирал кожаным фартуком пот с багрового лица, недовольно говорил:
                     — Уж дюже ты дотошный хозяин! Уж дюже ни к чему эти твои придирки… Ну, чего
               ты  тут  нюхаешь?  Чего  ищешь,  спрашиваю?  Да  что  я  тебе,  цыган,  что  ли?  Постучал
               молотком, наварначил, как попадя, а потом залез в кибитку, тронул лошадей, и по тех пор
               его  и  видали?  Нет,  парень,  тут  все  на  совесть  делалось,  как  самому  себе,  и  нечего  тут
               принюхиваться и всякие придирки строить.
                     — Я и не придираюсь к тебе, Сидорович, с чего ты берешь?
                     — А ежели без придирков осматривать, так ты бы давно уж все осмотрел, а то ты все
               полозишь вокруг каждой косилки, все нюхаешь, все щупаешь…
                     — Мое дело такое: глазам верь, а руками щупай, — отшучивался Давыдов.
                     Но когда он особенно строго стал оглядывать одну ветхую, ошарпанную лобогрейку,
               до  обобществления  принадлежавшую  Антипу  Грачу, —  Шалый  развеселился,  и
               недовольство  с  него  как  рукой  сняло.  Он,  захватив  бороду  в  кулак,  неизвестно  кому
               подмигивая и лукаво ухмыляясь, иронически говорил:
                     — Ты ляжь, ляжь наземь, Давыдов! Чего ты вокруг нее кочетом ходишь? Ты ляжь на
               пузо да косогон на зуб попробуй. Чего ты его щупаешь, как девку? Ты его на зуб пробуй, на
               зуб! Эх ты, горе-коваль! Да неужели же ты не угадываешь свою работу? Ведь эту косилку ты
               самолично всю  ремонтировал!  Это  я  тебе  говорю окончательно,  парень,  твоя  вся  как  есть
               работа, а ты не видишь и не угадываешь. Этак ты, парень, свечеру женишься,  а на утро и
               свою молодую жену не угадаешь…
                     Довольный  собственной  шуткой,  Шалый  оглушительно  расхохотался,  закашлял,
               замахал руками, но Давыдов, нимало не обижаясь, ответил:
                     — Понапрасну ты смеешься, Сидорович. Эту маломощно-середняцкую косилку я сразу
               распознал,  и  работу  свою  —  тоже.  А  проверяю  по  всей  строгости,  чтобы  на  покосе  не
               пришлось  моргать.  Случись  какая-нибудь  авария  с  этой  утильной  косилкой  —  и  ты  же
               первый,  еще  вперед  косарей,  скажешь:  «Вот, доверил  Давыдову  молоток и  клещи,  а он  и
               напортачил». Так или нет?
                     — Конечно, так. А как же иначе? Кто делал, тот и отвечает.
                     — А ты говоришь: «Не угадал». Угадал ее, миленькую, но с себя спрос больше.
                     — Значит, самому себе не доверяешь?
                     — Иной раз бывает…
                     — А оно, парень, так-то и лучше, — согласился вдруг посерьезневший кузнец. — Наше
               дело возле железа такое, сказать, ответственное, и мастерству в нем не сразу выучишься, ох,
               не сразу… Недаром у нас, у ковалей, есть такая поговорка: «Верь ковадлу, руке и молоту, да
               не верь своему уму-разуму смолоду». Что на большом заводе, что в малой кузнице, все едино
               — ответственное дело, и я тебе это окончательно говорю. А то поставили ко мне на квартиру
               в прошлом году районного заведующего Заготживсырьем; уполномоченным его нам в хутор
               назначили. Приняли мы его с хозяйкой хорошо, как дитя родного, но он ни с моей старухой,
               ни со мной ничуть не разговаривал, считал для себя за низкое. За стол садится  — молчит,
               из-за стола встает — опять же молчит, придет из сельсовета — молчит, и уйдет — молчит.
               Что ни спрошу у него про политику или про хозяйство, а он в ответ буркнет: «Не твое дело,
               старик».  На  том  наш  разговор  и  кончится.  Прожил  наш  квартирант  трое  суток
               тихочко-смирночко,  молчком,  а  на  четвертый  день  заговорил…  Утром  с  превеликой
               гордостью заявляет мне: «Ты скажи своей старухе, чтобы она мне картошку не на сковороде
               приносила,  а  на  тарелке  и  чтобы  не  рушник  на  стол  клала,  а  какую-нибудь  салфетку.  Я,
               говорит, человек культурный и к тому же ответственный районный работник — и не люблю
               низменного обхождения».
                     Рассерчал  я  на  него  окончательно  и  говорю:  «Гнида  ты  вонючая,  а  не  культурный
               человек! Ежели ты культурный, так жри на том, на чем тебе подают, и утирайся тем, что
   241   242   243   244   245   246   247   248   249   250   251