Page 279 - Поднятая целина
P. 279

ехалка есть у вас на стану?
                     — Имеется бричка.
                     — Ну  вот  на  ней  и  милости  просим  в  хутор. —  Давыдов  еще  раз  как-то  по-детски
               просветленно  улыбнулся.  Но  тут  же  подмигнул  Дубцову:  —  Чтобы  на  собрание  явились
               приодетые, как женихи! Такое, браток, в жизни один раз бывает. Это, брат, такое событие…
               Это, милый мой, как молодость: раз в жизни…
                     Ему,  очевидно,  не  хватало  слов,  и  он  замолчал,  явно  взволнованный,  а  потом  вдруг
               встревоженно спросил:
                     — А бричка-то приличная с виду?
                     — Приличная, на четырех колесах. Но на ней навоз возить можно, а людям ездить днем
               нельзя, совестно, только — ночью, в потемках. Вся-то ободранная, ошарпанная, по годам, я
               думаю,  мне  ровесница,  а  Кондрат  говорит,  что  ее  ишо  у  Наполеона  под  Москвой  наши
               хуторные казаки отбили…
                     — Не годится! — решительно заявил Давыдов. — Пришлю за вами дедушку Щукаря на
               рессорных дрожках. Говорю же, что такое событие один раз в жизни бывает.
                     Ему хотелось как можно торжественнее отметить вступление в партию людей, которых
               он любил, в которых верил, и он задумался:  что бы еще предпринять такое, что могло бы
               украсить этот знаменательный день?
                     — Школу надо к воскресенью обмазать и побелить, чтобы выглядела как новенькая, —
               наконец  сказал  он,  рассеянно  глядя  на  Островнова. —  Подмести  около  нее  и  присыпать
               песком площадку и школьный двор. Слышишь, Лукич? И внутри полы и парты надраить,
               потолки помыть, комнаты проветрить, словом — навести полный порядок!
                     — А ежели народу будет так много, что и в школу не влезут все, тогда как? — спросил
               Яков Лукич.
                     — Клуб бы соорудить — вот это дело! — задумавшись, вместо ответа мечтательно и
               тихо сказал Давыдов. Но сейчас же вернулся к действительности:  — Детей, подростков на
               собрание не допускать, тогда все поместятся. А школу все равно надо привести в этакий…
               ну, сказать, праздничный, что ли, вид!
                     — А как нам быть с порученцами? Кто за нашу жизню распишется? — перед тем как
               уходить, задал вопрос Дубцов.
                     Крепко пожимая ему руку, Давыдов улыбнулся:
                     — Ты  про  поручителей  говоришь?  Найдутся!  Сегодня  вечером  напишем  вам
               рекомендации,  факт!  Ну,  счастливого  пути.  Передавай  от  нас  привет  всем  косарям  и
               попроси, чтобы не давали траве перестаиваться и чтобы сено в валках не очень пересыхало.
               Можно на вторую бригаду надеяться?
                     — На  нас  всегда  надейся,  Давыдов, —  с  несвойственной  ему  серьезностью  ответил
               Дубцов и, поклонившись, вышел.


                     На другой день рано утром Давыдова разбудил хозяин квартиры:
                     — Вставай,  постоялец,  к  тебе  коннонарочный  прибег  с  поля  боя…  Устин  Беспалый
               охлюпкой прискакал из третьей бригады, малость избитый и одетый не по форме…
                     Хозяин ухмылялся во весь рот, но Давыдов спросонья не сразу понял, о чем идет речь;
               приподняв голову от скомканной подушки, невнятно и равнодушно спросил:
                     — Что надо?
                     — Гонец, говорю, прискакал к тебе, весь побитый, не иначе — за подмогой…
                     Наконец-то Давыдов уяснил смысл сказанного хозяином, стал торопливо одеваться. В
               сенях он поспешно ополоснул лицо не остывшей за ночь, противно теплой водой, вышел на
               крыльцо.
                     У  нижней  приступки,  держа  в  одной  руке  поводья,  а  другой  замахиваясь  на
               разгоряченную  скачкой  молодую  кобылицу,  стоял  Устин  Рыкалин.  Выгоревшая  на  солнце
               синяя  ситцевая  рубаха  его  была  разорвана  в  нескольких  местах  до  самого  подола  и
   274   275   276   277   278   279   280   281   282   283   284