Page 34 - Поднятая целина
P. 34
ламп Давыдов видел лоснящиеся от пота лица в первых рядах, дальше все крылось
полусумраком. Его ни разу не прервали, но когда он кончил и потянулся к стакану с водой,
ливнем хлынули вопросы:
— Все надо обобществлять?
— А дома?
— Это на время колхоз аль на вечность?
— Что единоличникам будет?
— Землю не отнимут у них?
— А жрать вместе?
Давыдов долго и толково отвечал. Когда дело касалось сложных вопросов сельского
хозяйства, ему помогали Нагульнов и Андрей. Был прочитан примерный устав, но, несмотря
на это, вопросы не прекращались. Наконец из средних рядов поднялся казак в лисьем треухе
и настежь распахнутом черном полушубке. Он попросил слова. Висячая лампа кидала косой
свет на лисий треух, рыжие ворсины вспыхивали и словно дымились.
— Я середняк-хлебороб, и я так скажу, гражданы, что оно, конешно, слов нет, дело
хорошее колхоз, но тут надо дюже подумать! Так нельзя, чтобы — тяп-ляп, и вот тебе кляп,
на — ешь, готово. Товарищ уполномоченный от партии говорил, что, дескать: «Просто
сложитесь силами, и то выгода будет. Так, мол, даже товарищ Ленин говорил». Товарищ
уполномоченный в сельском хозяйстве мало понимает, за плугом он, кубыть, не ходил по
своей рабочей жизни и, небось, к быку не знает, с какой стороны надо зайтить. Через это
трошки и промахнулся. В колхоз надо, по-моему, людей так сводить: какие работящие и
имеют скотину — этих в один колхоз, бедноту — в другой, зажиточных — само собой, а
самых лодырей на выселку, чтобы их ГПУ научила работать. Людей мало в одну кучу
свалить, толку один черт не будет: как в сказке — лебедь крылами бьет и норовит лететь, а
рак его за гузно взял и тянет обратно, а щука — энта начертилась, в воду лезет…
Собрание отозвалось сдержанным смешком. Позади резко визгнула девка, и тотчас же
чей-то возмущенный голос заорал:
— Вы там, которые слабые! Шшупаться можно и на базу. Долой отседова!
Хозяин лисьего треуха вытер платочком лоб и губы, продолжал:
— Людей надо так подбирать, как добрый хозяин быков. Ить он же быков подбирает
ровных по силам, по росту. А запряги разных, что оно получится? Какой посильней — будет
заламывать, слабый станет, а через него и сильному бесперечь надо становиться. Какая же с
них работа? Товарищ гутарил: всем хутором в один колхоз, окромя кулаков… Вот оно и
получится: Тит да Афанас, разымите нас!..
Любишкин встал, недобро пошевелил раскрылатившимся черным усом, повернулся к
говорившему:
— До чего ты, Кузьма, иной раз сладко да хорошо гутаришь! Бабой был бы — век тебя
слухал! (Зашелестел смешок.) Ты собрание уговариваешь, как Палагу Кузьмичеву…
Хохот грохнул залпом. Из лампы по-змеиному метнулось острое жало огня. Всему
собранию был понятен намек, вероятно содержавший в себе что-то непристойно-веселое.
Даже Нагульнов и тот улыбнулся глазами. Давыдов только хотел спросить у него о причине
смеха, как Любишкин перекричал гул голосов:
— Голос-то — твой, песня — чужая! Тебе хорошо так людей подбирать. Ты этому,
должно, научился, когда у Фрола Рваного в машинном товариществе состоял? Двигатель-то
у вас в прошлом году отняли. А зараз мы и Фрола твоего растребушили с огнем и с дымом!
Вы собрались вокруг Фролова двигателя, тоже вроде колхоз, кулацкий только. Ты не забыл,
сколько вы за молотьбу драли? Не восьмой пуд? Тебе бы, может, и зараз так хотелось:
прислониться к богатеньким…
Такое поднялось, что насилу удалось Разметнову водворить порядок. И еще долго
остервенело — внешним градом — сыпалось:
— То-то артельновы нажили!
— Вшей одних трактором не подавишь!