Page 31 - Поднятая целина

Любишкин и Нагульнов, она метнулась к амбару, спустила с цепи кобеля. Тот, гремя
железным ошейником, наметом околесил двор и, привлеченный испуганными криками деда
Щукаря, его распластанной на снегу шубой, насел на него… Из белой шубы с треском и
пылью полетели лоскуты, овчинные клочья. Дед Щукарь вскочил, неистово брыкая кобеля
ногами, пытаясь выломать из плетня кол. Он сажени две протащил на своей спине
вцепившегося в воротник разъяренного цепняка, качаясь под его могучими рывками.
Наконец отчаянным усилием ему удалось выдернуть кол. Кобель с воем отскочил,
успев-таки напоследок распустить дедову шубу надвое.
— Дай мне ливольверт, Макар!.. — вылупив глаза, горловым голосом заорал
ободрившийся дед Щукарь. — Дай, пока сердце горит! Я его вместе с хозяйкой жизни
ррре-шу!..
Тем временем Давыдову помогли войти в курень, выстригли волосы вокруг раны, из
которой все еще сочилась, пузырясь, черная кровь. Во дворе Любишкин запрягал в
пароконные сани Титковых лошадей. Нагульнов за столом бегло писал:

«Районному уполномоченному ГПУ т.Захарченке. Препровождаю в ваше
распоряжение кулака Бородина Тита Константиновича, как контрреволюционный
гадский элемент. При описании имущества у этого кулака он официально произвел
нападение на присланного двадцатипятитысячника т.Давыдова и смог его два раза
рубануть по голове железной занозой.
Кроме этого, заявляю, что видел у Бородина винтовочный отрез русского
образца, который не мог отобрать по причине условий, находясь на бугре и
опасаясь кровопролития. Отрез он незаметно выкинул в снег. При отыскании
доставим к вам как вещественность.
Секретарь гремяченской ячейки ВКП(б)
и краснознаменец М.НАГУЛЬНОВ».

Титка посадили в сани. Он попросил напиться и позвать к нему Нагульнова. Тот с
крыльца крикнул:
— Чего тебе?
— Макар! Помни! — потрясая связанными руками, как пьяный, закричал Титок. —
Помни: наши путя схлестнутся! Ты меня топтал, а уж тогда я буду. Все одно — убью!
Могила на нашу дружбу!
— Езжай, контра! — Нагульнов махнул рукой.
Лошади резво взяли со двора.

9

Уже перед вечером Андрей Разметнов распустил работавшую с ним группу содействия
из бедноты, отправил со двора раскулаченного Гаева последнюю подводу конфискованного
имущества к Титку, куда свозили все кулацкие пожитки, пошел в сельсовет. Утром он
условился с Давыдовым встретиться там за час до общего собрания, которое должно было
начаться с наступлением темноты.
Андрей еще из сенцев увидел в угловой комнате сельсовета свет, вошел, широко
откинув дверь. На стук Давыдов поднял от записной книжки перевязанную белым лоскутом
голову, улыбнулся.
— Вот и Разметнов. Садись, мы подсчитываем, сколько обнаружено у кулаков хлеба.
Ну, как у тебя, прошло?
— Прошло… Что это ты обвязал голову?
Нагульнов, мастеривший из газетного листа абажур на лампу, неохотно сказал:
— Это его Титок. Занозой. Отослал я Титка к Захарченке в ГПУ.
— Подожди, сейчас расскажем. — Давыдов подвинул по столу счеты. — Клади сто
пятнадцать. Есть? Сто восемь…