Page 30 - Поднятая целина

Из амбара неслись оживленные голоса, хохот, пахучая хлебная пыль, иногда крепко
присоленное слово… Андрей вернулся в дом. Хозяйка с дочерью собрали в мешок чугуны и
посуду. Фрол, по-покойницки скрестив на груди пальцы, лежал на лавке уже в одних чулках.
Присмиревший Тимофей взглянул ненавидяще, отвернулся к окну.
В горнице Андрей увидел сидевшего на корточках Молчуна. На нем были новые,
подшитые кожей Фроловы валенки… Не видя вошедшего Андрея, он черпал столовой
ложкой мед из ведерного жестяного бака и ел, сладко жмурясь, причмокивая, роняя на
бороду желтые тянкие капли…

8

Нагульнов с Титком вернулись в хутор уже в полдень. За время их отсутствия Давыдов
описал имущество в двух кулацких хозяйствах, выселил самих хозяев, потом вернулся к
Титку во двор и совместно с Любишкиным перемерил и взвесил хлеб, найденный в
кизяшнике. Дед Щукарь положил в ясли объедья овцам и проворно пошел от овечьего база,
увидев подходившего Титка.
Титок ходил по двору в распахнутом зипуне, с обнаженной головой. Он было
направился к гумну, но Нагульнов крикнул ему:
— Воротись зараз же, а то в амбар запру!..
Он был зол, взволнован, сильнее обычного подергивалась его щека… Просмотрел он,
как и где успел Титок выбросить обрез. Но только когда подъехали к гумну, Нагульнов
спросил:
— Отрез-то отдашь? А то ведь отымем.
— Брось шутить! — Титок заулыбался. — Тебе он, должно, привиделся?..
Не оказалось обреза у него и под зипуном. Ехать назад искать было бессмысленно: в
глубоком снегу, в бурьянах все равно не найти. Нагульнов злобясь на себя, рассказал об этом
Давыдову, и тот, все время с любопытством присматривавшийся к Титку, подошел к нему:
— Ты оружие-то отдай, гражданин! Так оно тебе спокойнее будет.
— Не было у меня оружия! Нагульнов это по насердке на меня. — Титок улыбнулся,
играя хориными глазами.
— Ну, что ж, придется тебя арестовать и отправить в район.
— Меня-то?
— Да, тебя. А ты думал как? Будем считаться с твоим прошлым! Ты хлеб укрываешь,
готовишь…
— Меня?.. — согнувшись, как для прыжка, со свистом дыша, повторил Титок.
Вся наигранная веселость, самообладание, сдержанность — все покинуло его в этот
момент. Слова Давыдова были толчком к взрыву накопившейся и сдерживаемой до этого
лютой злобы. Он шагнул к попятившемуся Давыдову, споткнулся о лежавшее посреди двора
ярмо и, нагнувшись, вдруг выдернул железную занозу 14 . Нагульнов и Любишкин кинулись к
Давыдову. Дед Щукарь побежал со двора. Он, как назло, запутался в чрезмерно длинных
полах своей шубы, упал, дико взвывая:
— Ка-ра-а-ул, люди добрые! Убивают!
Титок, схваченный Давыдовым за кисть левой руки, правой успел нанести ему удар по
голове. Давыдов качнулся, но на ногах устоял. Кровь из рассеченной раны густо хлынула
ему в глаза, ослепила. Давыдов выпустил руку Титка, шатаясь, закрыл ладонью глаза.
Второй удар повалил его на снег. В этот-то момент Любишкин и обхватил Титка поперек. Он
не удержал его, несмотря на свою немалую силу. Вырвавшись у него из рук, Титок
прыжками побежал к гумну. У ворот его догнал Нагульнов, рукоятью нагана стукнул по
плоскому густоволосому затылку. Сумятицу усугубила Титкова баба. Видя, что к мужу бегут

14 Заноза — стержень, который замыкает шею вола в ярме.