Page 50 - Поединок
P. 50
оглушительные звуки кадрили не удавалось вставить ни одного слова, а главное — потому,
что на них уже начинали обращать внимание.
— Да, да, у нее отец проворовался, ей нечего подымать нос! — кричала Петерсон. —
Скажите пожалуйста, она нам неглижирует. 18 Мы и про нее тоже кое-что знаем! Да!
— Я вас прошу, — лепетал Ромашов.
— Постойте, вы с ней еще увидите мои когти. Я раскрою глаза этому дураку
Николаеву, которого она третий год не может пропихнуть в академию. И куда ему
поступить, когда он, дурак, не видит, что у него под носом делается. Да и то сказать — и
поклонник же у нее!..
— Мазурка женераль! Променад! — кричал Бобетинский, проносясь вдоль залы, весь
наклонившись вперед в позе летящего архангела.
Пол задрожал и ритмично заколыхался под тяжелым топотом ног, в такт мазурке
зазвенели подвески у люстры, играя разноцветными огнями, и мерно заколыхались тюлевые
занавеси на окнах.
— Отчего нам не расстаться миролюбиво, тихо? — кротко спросил Ромашов. В душе
он чувствовал, что эта женщина вселяет в него вместе с отвращением какую-то мелкую,
гнусную, но непобедимую трусость. — Вы меня не любите больше… Простимся же
добрыми друзьями.
— А-а! Вы мне хотите зубы заговорить? Не беспокойтесь, мой милый, — она
произнесла: «бой билый», — я не из тех, кого бросают. Я сама бросаю, когда захочу. Но я не
могу достаточно надивиться на вашу низость…
— Кончим же скорее, — нетерпеливо, глухим голосом, стиснув зубы, проговорил
Ромашов.
— Антракт пять минут. Кавалье, оккюпе во дам! 19 — крикнул дирижер.
— Да, когда я этого захочу. Вы подло обманывали меня. Я пожертвовала для вас всем,
отдала вам все, что может отдать честная женщина… Я не смела взглянуть в глаза моему
мужу, этому идеальному, прекрасному человеку. Для вас я забыла обязанности жены и
матери. О, зачем, зачем я не осталась верной ему!
— По-ло-жим!
Ромашов не мог удержаться от улыбки. Ее многочисленные романы со всеми
молодыми офицерами, приезжавшими на службу, были прекрасно известны в полку, так же,
впрочем, как и все любовные истории, происходившие между всеми семьюдесятью пятью
офицерами и их женами и родственницами. Ему теперь вспомнились выражения вроде: «мой
дурак», «этот презренный человек», «этот болван, который вечно торчит» и другие не менее
сильные выражения, которые расточала Раиса в письмах и устно о своем муже.
— А! Вы еще имеете наглость смеяться? Хорошо же! — вспыхнула Раиса. — Нам
начинать! — спохватилась она и, взяв за руку своего кавалера, засеменила вперед, грациозно
раскачивая туловище на бедрах и напряженно улыбаясь.
Когда они кончили фигуру, ее лицо опять сразу приняло сердитое выражение, «точно у
разозленного насекомого», — подумал Ромашов.
— Я этого не прощу вам. Слышите ли, никогда! Я знаю, почему вы так подло, так
низко хотите уйти от меня. Так не будет же того, что вы затеяли, не будет, не будет, не
будет! Вместо того чтобы прямо и честно сказать, что вы меня больше не любите, вы
предпочитали обманывать меня и пользоваться мной как женщиной, как самкой… на всякий
случай, если там не удастся. Ха-ха-ха!..
— Ну хорошо, будем говорить начистоту, — со сдержанной яростью заговорил
Ромашов. Он все больше бледнел и кусал губы. — Вы сами этого захотели. Да, это правда: я
18 Пренебрегает (от фр. negliger)
19 Кавалеры, развлекайте дам! (фр.)