Page 65 - Поединок

собирался лететь. Оглянувшись кругом и видя, что на улице никого нет, он вынул из кармана
Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.
— Милое небо! Милые деревья! — прошептал он с влажными глазами.
Полковник Брем жил в глубине двора, обнесенного высокой зеленой решеткой. На
калитке была краткая надпись: «Без звонка не входить. Собаки!!» Ромашов позвонил. Из
калитки вышел вихрастый, ленивый, заспанный денщик.
— Полковник дома?
— Пожалуйте, ваше благородие.
— Да ты поди доложи сначала.
— Ничего, пожалуйте так. — Денщик сонно почесал ляжку. — Они этого не любят,
чтобы, например, докладать.
Ромашов пошел вдоль кирпичатой дорожки к дому. Из-за угла выскочили два
огромных молодых корноухих дога мышастого цвета. Один из них громко, но добродушно
залаял. Ромашов пощелкал ему пальцами, и дог принялся оживленно метаться передними
ногами то вправо, то влево и еще громче лаять. Товарищ же его шел по пятам за
подпоручиком и, вытянув морду, с любопытством принюхивался к полам его шинели. В
глубине двора, на зеленой молодой траве, стоял маленький ослик. Он мирно дремал под
весенним солнцем, жмурясь и двигая ушами от удовольствия. Здесь же бродили куры и
разноцветные петухи, утки и китайские гуси с наростами на носах; раздирательно кричали
цесарки, а великолепный индюк, распустив хвост и чертя крыльями землю, надменно и
сладострастно кружился вокруг тонкошеих индюшек. У корыта лежала боком на земле
громадная розовая йоркширская свинья.
Полковник Брем, одетый в кожаную шведскую куртку, стоял у окна, спиною к двери, и
не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив в него
руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем
повернул свое худое, бородатое, длинное лицо в старинных черепаховых очках.
— А-а, подпоручик Ромашов! Милости просим, милости просим… — сказал
Рафальский приветливо. — Простите, не подаю руки — мокрая. А я, видите ли, некоторым
образом, новый сифон устанавливаю. Упростил прежний, и вышло чудесно. Хотите чаю?
— Покорно благодарю. Пил уж. Я, господин полковник, пришел…
— Вы слышали: носятся слухи, что полк переведут в другой город, — говорил
Рафальский, точно продолжая только что прерванный разговор. — Вы понимаете, я,
некоторым образом, просто в отчаянии. Вообразите себе, ну как я своих рыб буду
перевозить? Половина ведь подохнет. А аквариум? Стекла — посмотрите вы сами — в
полторы сажени длиной. Ах, батеньки! — вдруг перескочил он на другой предмет. — Какой
аквариум я видел в Севастополе! Водоемы… некоторым образом… ей-богу, вот в эту
комнату, каменные, с проточной морской водой. Электричество! Стоишь и смотришь сверху,
как это рыбье живет. Белуги, акулы, скаты, морские петухи — ах, миленькие мои! Или,
некоторым образом, морской кот: представьте себе этакий блин, аршина полтора в диаметре,
и шевелит краями, понимаете, этак волнообразно, а сзади хвост, как стрела… Я часа два
Стоял… Чему вы смеетесь?
— Простите… Я только что заметил, — у вас на плече сидит белая мышь…
— Ах ты, мошенница, куда забралась! — Рафальский повернул голову и издал губами
звук вроде поцелуя, но необыкновенно тонкий, похожий на мышиный писк. Маленький
белый красноглазый зверек спустился к нему до самого лица и, вздрагивая всем тельцем,
стал суетливо тыкаться мордочкой в бороду и в рот человеку.
— Как они вас знают! — сказал Ромашов.
— Да… знают. — Рафальский вздохнул и покачал головой. — А вот то-то и беда, что
мы их не знаем. Люди выдрессировали собаку, приспособили, некоторым образом, лошадь,
приручили кошку, а что это за существа такие — этого мы даже знать не хотим. Иной
ученый всю жизнь, некоторым образом, черт бы его побрал, посвятит на объяснение
какого-то ерундовского допотопного слова, и уж такая ему за это честь, что заживо в святые