Page 69 - Поединок

правого бока; те же цветы ярко и тепло краснели в ее волосах. Странно: Ромашов знал
безошибочно, что это — она, и все-таки точно не узнавал ее. Чувствовалось в ней что-то
новое, праздничное и сияющее.
В то время когда Ромашов бормотал свои поздравления, она, не выпуская его руки из
своей, нежным и фамильярным усилием заставила его войти вместе с ней в темную
переднюю. И в это время она говорила быстро и вполголоса:
— Спасибо, Ромочка, что приехали. Ах, я так боялась, что вы откажетесь. Слушайте:
будьте сегодня милы и веселы. Не обращайте ни на что внимания. Вы смешной: чуть вас
тронешь, вы и завяли. Такая вы стыдливая мимоза.
— Александра Петровна… сегодня ваше письмо так смутило меня. Там есть одна
фраза…
— Милый, милый, не надо!.. — Она взяла обе его руки и крепко сжимала их, глядя ему
прямо в глаза. В этом взгляде было опять что-то совершенно незнакомое Ромашову —
какая-то ласкающая нежность, и пристальность, и беспокойство, а еще дальше, в загадочной
глубине синих зрачков, таилось что-то странное, недоступное пониманию, говорящее на
самом скрытом, темном языке души…
— Пожалуйста, не надо. Не думайте сегодня об этом… Неужели вам не довольно того,
что я все время стерегла, как вы проедете. Я ведь знаю, какой вы трусишка. Не смейте на
меня так глядеть!
Она смущенно засмеялась и покачала головой.
— Ну, довольно… Ромочка, неловкий, опять вы не целуете рук! Вот так. Теперь
другую. Так. Умница. Идемте. Не забудьте же, — проговорила она торопливым, горячим
шепотом, — сегодня наш день. Царица Александра и ее рыцарь Георгий. Слышите? Идемте.
— Вот, позвольте вам… Скромный дар…
— Что это? Духи? Какие вы глупости делаете! Нет, нет, я шучу. Спасибо вам, милый
Ромочка. Володя! — сказала она громко и непринужденно, входя в гостиную. — Вот нам и
еще один компаньон для пикника. И еще вдобавок именинник.
В гостиной было шумно и беспорядочно, как всегда бывает перед общим отъездом.
Густой табачный дым казался небесно-голубым в тех местах, где его прорезывали, стремясь
из окон, наклонные снопы весеннего солнца. Посреди гостиной стояли, оживленно говоря,
семь или восемь офицеров, и из них громче всех кричал своим осипшим голосом,
ежесекундно кашляя, высокий Тальман. Тут были: капитан Осадчий, и неразлучные
адъютанты Олизар с Бек-Агамаловым, и поручик Андрусевич, маленький бойкий человек с
острым крысиным личиком, и еще кто-то, кого Ромашов сразу не разглядел. Софья Павловна
Тальман, улыбающаяся, напудренная и подкрашенная, похожая на большую нарядную
куклу, сидела на диване с двумя сестрами подпоручика Михина. Обе барышни были в
одинаковых простеньких, своей работы, но милых платьях, белых с зелеными лентами; обе
розовые, черноволосые, темноглазые и в веснушках; у обеих были ослепительно белые, но
неправильно расположенные зубы, что, однако, придавало их свежим ртам особую,
своеобразную прелесть; обе хорошенькие и веселые, чрезвычайно похожие одна на другую и
вместе с тем на своего очень некрасивого брата. Из полковых дам была еще приглашена
жена поручика Андрусевича, маленькая белолицая толстушка, глупая и смешливая,
любительница всяких двусмысленностей и сальных анекдотов, а также хорошенькие,
болтливые и картавые барышни Лыкачевы.
Как и всегда в офицерском обществе, дамы держались врозь от мужчин, отдельной
кучкой. Около них сидел, небрежно и фатовски развалясь в кресле, один штабс-капитан Диц.
Этот офицер, похожий своей затянутой фигурой и типом своего поношенного и
самоуверенного лица на прусских офицеров, как их рисуют в немецких карикатурах, был
переведен в пехотный полк из гвардии за какую-то темную скандальную историю. Он
отличался непоколебимым апломбом в обращении с мужчинами и наглой
предприимчивостью — с дамами и вел большую, всегда счастливую карточную игру, но не в
офицерском собрании, а в гражданском клубе, в домах городских чиновников и у окрестных