Page 106 - Приглашение на казнь
P. 106

Родион поискал,  не нашел и стал посреди камеры, оборотясь
                  к Цинциннату и уперши руки в боки.
                       -- А? Какова шельма! -- воскликнул он после выразительного
                  молчания.  Сплюнул,  покачал  головой и  достал  туго  тукающую
                  спичечную  коробку  с  запасными мухами,  которыми  и  пришлось
                  удовлетвориться разочарованному животному. Но Цинциннат отлично
                  видел, куда она села.
                       Когда  Родион  наконец удалился,  сердито снимая  на  ходу
                  бороду  вместе  с  лохматой шапкой  волос,  Цинциннат перешел с
                  койки к столу.  Он пожалел,  что поторопился слать все книги, и
                  от нечего делать сел писать.
                       "Все сошлось, -- писал он, -- то есть все обмануло, -- все
                  это театральное,  жалкое,  --  посулы ветреницы, влажный взгляд
                  матери,  стук за стеной, доброхотство соседа, наконец -- холмы,
                  подернувшиеся смертельной сыпью...  Все обмануло, сойдясь, все.
                  Вот тупик тутошней жизни,  --  и  не в  ее тесных пределах надо
                  было искать спасения.  Странно, что я искал спасения. Совсем --
                  как  человек,  который сетовал бы,  что недавно во  сне потерял
                  вещь,  которой у  него  на  самом  деле  никогда не  было,  или
                  надеялся бы,  что завтра ему приснится ее местонахождение.  Так
                  создается математика;  есть у нее свой губительный изъян. Я его
                  обнаружил.  Я  обнаружил дырочку  в  жизни,  --  там,  где  она
                  отломилась,   где   была  спаяна  некогда  с   чем-то   другим,
                  по-настоящему живым,  значительным и  огромным,  --  какие  мне
                  нужны   объемистые  эпитеты,   чтобы   их   налить  хрустальным

                  смыслом...  --  лучше не договаривать,  а то опять спутаюсь.  В
                  этой непоправимой дырочке завелась гниль,  --  о,  мне кажется,
                  что  я  все-таки  выскажу  все  --  о  сновидении,  соединении,
                  распаде,  --  нет,  опять соскользнуло,  -- у меня лучшая часть
                  слов в бегах и не откликается на трубу, а другие -- калеки. Ах,
                  знай я,  что так долго еще останусь тут,  я  бы начал с азов и,
                  постепенно,   столбовой  дорогой  связных  понятий,  дошел  бы,
                  довершил бы,  душа бы  обстроилась словами...  Все,  что я  тут
                  написал, -- только пена моего волнения, пустой порыв, -- именно
                  потому,  что я так торопился. Но теперь, когда я закален, когда
                  меня почти не пугает..."
                       Тут кончилась страница, и Цинциннат спохватился, что вышла
                  бумага. Впрочем, еще один лист отыскался.
                       "...смерть",  -- продолжая фразу, написал он на нем, -- но
                  сразу вычеркнул это слово;  следовало --  иначе, точнее: казнь,
                  что  ли,  боль,  разлука --  как-нибудь так;  вертя  карликовый
                  карандаш,  он  задумался,  а  к  краю  стола пристал коричневый
                  пушок,  там,  где она недавно трепетала,  и Цинциннат, вспомнив
                  ее,  отошел от стола, оставил там белый лист с единственным, да
                  и  то  зачеркнутым  словом  и  опустился  (притворившись,   что
   101   102   103   104   105   106   107   108   109   110   111