Page 27 - Приглашение на казнь

только пузыри солнца, полоски, -- а затем: койку, такую же, как
у него в камере, около нее сложены были два добротных чемодана
с горящими кнопками и большой продолговатый футляр вроде как
для тромбона...
-- Ну что, видите что-нибудь, -- прошептал директор,
близко наклоняясь и благоухая, как лилии в открытом гробу.
Цинциннат кивнул, хотя еще не видел главного; передвинул
взгляд левее и тогда увидел по-настоящему.
На стуле, бочком к столу, неподвижно, как сахарный, сидел
безбородый толстячок, лет тридцати, в старомодной, но чистой,
свежевыглаженной арестантской пижамке, -- весь полосатый, в
полосатых носках, в новеньких сафьяновых туфлях, -- являл
девственную подошву, перекинув одну короткую ногу через другую
и держась за голень пухлыми руками; на мизинце вспыхивал
прозрачный аквамарин, светло-русые волосы на удивительно
круглой голове были разделены пробором посредине, длинные
ресницы бросали тень на херувимскую щеку, между малиновых губ
сквозила белизна чудных, ровных зубов. Весь он был как бы
подернут слегка блеском, слегка таял в снопе солнечных лучей,
льющихся на него сверху. На столе ничего не было, кроме
щегольских дорожных часов в кожаной раме.
-- Будет, -- шепнул с улыбкой директор, -- я тозе хоцу, --
и он прильнул опять.
Родион знаками показал Цинциннату, что пора восвояси.
Смутные фигуры служащих почтительно приближались гуськом:

позади директора уже составился целый хвост желающих взглянуть;
некоторые привели своих старших сыновей.
-- Балуем мы вас, -- проворчал Родион напоследок, -- и
долго не мог отпереть дверь Цинциннатовой камеры, -- даже
наградил ее круглым русским словцом, и это подействовало.
Все стихло. Все было как всегда.
-- Нет, не все, -- завтра ты придешь, -- вслух произнес
Цинциннат, еще дрожа после давешней дурноты.
"Что я тебе скажу? -- продолжал он думать, бормотать,
содрогаться. -- Что ты мне скажешь? Наперекор всему я любил
тебя и буду любить -- на коленях, со сведенными назад плечами,
пятки показывая кату (*7) и напрягая гусиную шею, -- все равно,
даже тогда. И после, -- может быть, больше всего именно после,
-- буду тебя любить, -- и когда-нибудь состоится между нами
истинное, исчерпывающее объяснение, -- и тогда уж как-нибудь мы
сложимся с тобой, приставим себя друг к дружке, решим
головоломку: провести из такой-то точки в такую-то... чтобы ни
разу... или -- не отнимая карандаша... или еще как-нибудь...
соединим, проведем, и получится из меня и тебя тот единственный
наш узор, по которому я тоскую. Если они будут каждое утро так