Page 25 - Прощай оружие

– Посмотрите, какая шишка, лейтенант, – закричал он. – Но ничего не поделаешь. Они
вернулись за мной.

Когда я вернулся на виллу, было пять часов, и я пошел туда, где мыли машины, принять
душ. Потом я составлял рапорт, сидя в своей комнате у открытого окна, в брюках и
нижней рубашке. Наступление было назначено на послезавтра, и я должен был выехать
со своими машинами к Плаве. Уже давно я не писал в Штаты, и я знал, что нужно
написать, но я столько времени откладывал это, что теперь писать было уже почти
невозможно. Не о чем было писать. Я послал несколько открыток Zona di Guerra,
вычеркнув из текста все, кроме «я жив и здоров». Так скорее дойдут. Эти открытки
очень понравятся в Америке – необычные и таинственные. Необычной и таинственной
была война в этой зоне, но мне она казалась хорошо обдуманной и жестокой по
сравнению с другими войнами, которые велись против австрийцев. Австрийская армия
была создана ради побед Наполеона – любого Наполеона. Хорошо, если бы и у нас был
Наполеон, но у нас был только II Generale Cadorna, жирный и благоденствующий, и
Vittorio-Emmanuele, маленький человек с худой длинной шеей и козлиной бородкой. В
правобережной армии был герцог Аоста. Пожалуй, он был слишком красив для великого
полководца, но у него была внешность настоящего мужчины. Многие хотели бы, чтоб
королем был он. У него была внешность короля. Он приходился королю дядей и
командовал третьей армией. Мы были во второй армии. В третьей армии было несколько
английских батарей. В Милане я познакомился с двумя английскими артиллеристами
оттуда. Они были очень милые, и мы отлично провели вечер. Они были большие и
застенчивые, и все их смущало и в то же время очень им нравилось. Лучше бы мне
служить в английской армии. Все было бы проще. Но я бы, наверно, погиб. Ну, в
санитарном отряде едва ли. Нет, даже и в санитарном отряде. Случалось, и шоферы
английских санитарных машин погибали. Но я знал, что не погибну. В эту войну нет. Она
ко мне не имела никакого отношения. Для меня она казалась не более опасной, чем
война в кино. Все-таки я от души желал, чтобы она кончилась. Может быть, этим летом
будет конец. Может быть, австрийцев побьют. Их всегда били в прежних войнах. А что
особенного в этой войне? Все говорят, что французы выдохлись. Ринальди рассказывал,
что французские солдаты взбунтовались и войска пошли на Париж. Я спросил его, что
же было дальше, и он сказал: «Ну, их остановили». Мне хотелось побывать в Австрии без
всякой войны. Мне хотелось побывать в Шварцвальде. Мне хотелось побывать на Гарце.
А где это Гарц, между прочим? Бои теперь шли в Карпатах. Туда мне не хотелось. Хотя,
пожалуй, и это было бы недурно. Не будь войны, я мог бы поехать в Испанию. Солнце
уже садилось, и день остывал. После ужина я пойду к Кэтрин Баркли. Мне хотелось,
чтобы она сейчас была здесь со мной. Мне хотелось, чтобы мы вместе были в Милане.
Хорошо бы поужинать в «Кова» и потом душным вечером пройти по Виа-Манцони, и
перейти мост, и свернуть вдоль канала, и пойти в отель с Кэтрин Баркли. Может быть,
она пошла бы. Может быть, она представила бы себе, будто я – тот офицер, которого
убили на Сомме, и вот мы входим в главный подъезд и швейцар снимает фуражку и я
останавливаюсь у конторки портье спросить ключ и она дожидается у лифта и потом мы
входим в кабину лифта и он ползет вверх очень медленно позвякивая на каждом этаже а
потом вот и наш этаж и мальчик-лифтер отворяет дверь и она выходит и я выхожу и мы
идем по коридору и я ключом отпираю дверь и вхожу и потом снимаю телефонную
трубку и прошу чтобы принесли бутылку капри бьянка в серебряном ведерке полном
льда и слышно как лед звенит в ведерке все ближе по коридору и мальчик стучится и я
говорю поставьте пожалуйста у двери. Потому что мы все с себя сбросили потому что
так жарко и окно раскрыто и ласточки летают над крышами домов и когда уже совсем
стемнеет и подойдешь к окну крошечные летучие мыши носятся над домами и над
верхушками деревьев и мы пьем капри и дверь на запоре и так жарко и только простыня
и целая ночь и мы всю ночь любим друг друга жаркой ночью в Милане. Вот так все
должно быть. Я быстро поужинаю и пойду к Кэтрин Баркли.
За столом слишком много было разговоров, и я пил вино, потому что сегодня вечером мы
не были бы братьями, если б я не выпил немного, и я разговаривал со священником об
архиепископе Айрленде, по-видимому очень достойном человеке, о его несправедливой
судьбе, о несправедливостях по отношению к нему, в которых я, как американец, был
отчасти повинен, и о которых я понятия не имел, но делал вид, что мне все это отлично
известно. Было бы невежливо ничего об этом не знать, выслушав такое блестящее
объяснение сути всего дела, в конце концов, видимо, основанного на недоразумении. Я
нашел, что у него очень красивое имя, и к тому же он был родом из Миннесоты, так что
имя выходило действительно чудесное: Айрленд Миннесотский, Айрленд
Висконсинский, Айрленд Мичиганский. Нет, не в том дело. Тут дело гораздо глубже. Да,