Page 31 - Прощай оружие
P. 31

– Кто идет в атаку? – спросил Гавуцци.
                – Берсальеры.

                – Одни берсальеры?
                – Кажется, да.

                – Для настоящей атаки здесь слишком мало войск.

                – Вероятно, это просто диверсия, а настоящая атака будет не здесь.
                – А солдаты, которые идут в атаку, это знают?
                – Не думаю.

                – Конечно, не знают, – сказал Маньера. – Знали бы, так не пошли бы.

                – Еще как пошли бы, – сказал Пассини. – Берсальеры дураки.
                – Они храбрые солдаты и соблюдают дисциплину, – сказал я.

                – Они здоровые парни, и у них у всех грудь широченная. Но все равно они дураки.
                – Вот гренадеры молодцы, – сказал Маньера. Это была шутка. Все четверо захохотали.

                – Это при вас было, tenente, когда они отказались идти, а потом каждого десятого
                расстреляли?

                – Нет.
                – Было такое дело. Их выстроили и отсчитали каждого десятого. Карабинеры их
                расстреливали.

                – Карабинеры, – сказал Пассини и сплюнул на землю. – Но гренадеры-то: шести футов
                росту. И отказались идти.

                – Вот отказались бы все, и война бы кончилась, – сказал Маньера.
                – Ну, гренадеры вовсе об этом не думали. Просто струсили. Офицеры-то все были из
                знати.
                – А некоторые офицеры одни пошли.

                – Двоих офицеров застрелил сержант за то, что они не хотели идти.
                – Некоторые рядовые тоже пошли.

                – Которые пошли, тех и не выстраивали, когда брали десятого.
                – Однако моего земляка там расстреляли, – сказал Пассини. – Большой такой, красивый
                парень, высокий, как раз для гренадера. Вечно в Риме. Вечно с девочками. Вечно с
                карабинерами. – Он засмеялся. – Теперь у его дома поставили часового со штыком, и
                никто не смеет навещать его мать, и отца, и сестер, а его отца лишили всех гражданских
                прав, и даже голосовать он не может. И закон их больше не защищает. Всякий приходи и
                бери у них что хочешь.

                – Если б не страх, что семье грозит такое, никто бы не пошел в атаку.
                – Ну да. Альпийские стрелки пошли бы. Полк Виктора-Эммануила пошел бы. Пожалуй, и
                берсальеры тоже.
                – А ведь и берсальеры удирали. Теперь они стараются забыть об этом.

                – Вы напрасно позволяете нам вести такие разговоры, tenente. Evviva l’esercito! – ехидно
                заметил Пассини.
                – Я эти разговоры уже слышал, – сказал я. – Но покуда вы сидите за рулем и делаете свое
   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36