Page 48 - Прощай оружие

Глава двенадцатая
Палата была длинная, с окнами по правой стене и дверью в углу, которая вела в
перевязочную. Один ряд коек, где была и моя, стоял вдоль стены, напротив окон, а
другой – под окнами, напротив стены. Лежа на левом боку, я видел дверь перевязочной.
В глубине была еще одна дверь, в которую иногда входили люди. Когда у кого-нибудь
начиналась агония, его койку загораживали ширмой так, чтобы никто не видел, как он
умирает, и только башмаки и обмотки врачей и санитаров видны были из-под ширмы, а
иногда под конец слышался шепот. Потом из-за ширмы выходил священник, и тогда
санитары снова заходили за ширму и выносили оттуда умершего, с головой накрытого
одеялом, и несли его вдоль прохода между койками, и кто-нибудь складывал ширму и
убирал ее.
В это утро палатный врач спросил меня, чувствую ли я себя в силах завтра выехать. Я
сказал, что да. Он сказал, что в таком случае меня отправят рано утром. Для меня
лучше, сказал он, совершить переезд теперь, пока еще не слишком жарко.
Когда поднимали с койки, чтобы нести в перевязочную, можно было посмотреть в окно и
увидеть новые могилы в саду. Там, у двери, выходящей в сад, сидел солдат, который
мастерил кресты и писал на них имена, чины и названия полка тех, кто был похоронен в
саду. Он также выполнял поручения раненых и в свободное время сделал мне зажигалку
из пустого патрона от австрийской винтовки. Врачи были очень милые и казались очень
опытными. Им непременно хотелось отправить меня в Милан. Нас торопились всех
выписать и отправить в тыл, чтобы освободить все койки к началу наступления.
Вечером, накануне моего отъезда из полевого госпиталя, пришел Ринальди и с ним наш
главный врач. Они сказали, что меня отправляют в Милан, в американский госпиталь,
который только что открылся. Ожидалось прибытие из Америки нескольких санитарных
отрядов, и этот госпиталь должен был обслуживать их и всех других американцев в
итальянской армии. В Красном Кресте их было много. Соединенные Штаты объявили
войну Германии, но не Австрии.
Итальянцы были уверены, что Америка объявит войну и Австрии, и поэтому они очень
радовались приезду американцев, хотя бы просто служащих Красного Креста. Меня
спросили, как я думаю, объявит ли президент Вильсон войну Австрии, и я сказал, что это
вопрос дней. Я не знал, что мы имеем против Австрии, но казалось логичным, что раз
объявили войну Германии, значит, объявят и Австрии. Меня спросили, объявим ли мы
войну Турции. Я сказал: да, вероятно, мы объявим войну Турции. А Болгарии? Мы уже
выпили несколько стаканов коньяку, и я сказал: да, черт побери, и Болгарии тоже и
Японии. Как же так, сказали они, ведь Япония союзница Англии. Все равно, этим гадам
англичанам доверять нельзя. Японцы хотят Гавайские острова, сказал я. А где это
Гавайские острова? В Тихом океане. А почему японцы их хотят? Да они их и не хотят
вовсе, сказал я. Это все одни разговоры. Японцы прелестный маленький народ, любят
танцы и легкое вино. Совсем как французы, сказал майор. Мы отнимем у французов
Ниццу и Савойю. И Корсику отнимем, и Адриатическое побережье, сказал Ринальди. К
Италии возвратится величие Рима, сказал майор. Мне не нравится Рим, сказал я. Там
жарко и полно блох. Вам не нравится Рим? Нет, я люблю Рим. Рим – мать народов.
Никогда не забуду, как Ромул сосал Тибр. Что? Ничего. Поедемте все в Рим. Поедемте в
Рим сегодня вечером и больше не вернемся. Рим – прекрасный город, сказал майор.
Отец и мать народов, сказал я. Roma женского рода, сказал Ринальди. Roma не может
быть отцом. А кто же тогда отец? Святой дух? Не богохульствуйте. Я не богохульствую, я
прошу разъяснения. Вы пьяны, бэби. Кто меня напоил? Я вас напоил, сказал майор. Я
вас напоил, потому что люблю вас и потому что Америка вступила в войну. Дальше
некуда, сказал я. Вы утром уезжаете, бэби, сказал Ринальди. В Рим, сказал я. Нет, в
Милан, сказал майор, в «Кристаль-Палас», в «Кова», к Кампари, к Биффи, в Galleria.
Счастливчик. В «Гран-Италиа», сказал я, где я возьму взаймы у Жоржа. В «Ла Скала»,
сказал Ринальди. Вы будете ходить в «Ла Скала». Каждый вечер, сказал я. Вам будет не
по карману каждый вечер, сказал майор. Билеты очень дороги. Я выпишу
предъявительский чек на своего дедушку, сказал я. Какой чек? Предъявительский. Он
должен уплатить, или меня посадят в тюрьму. Мистер Кэнингэм в банке устроит мне это.
Я живу предъявительскими чеками. Неужели дедушка отправит в тюрьму патриота-
внука, который умирает за спасение Италии? Да здравствует американский Гарибальди,
сказал Ринальди. Да здравствуют предъявительские чеки, сказал я. Не надо шуметь,