Page 81 - Прощание с Матерой

трогали его топорами, пытались рубить и оставляли эти попытки: топоры, соскребая тонкую
гарь, отскакивали от ствола, как от резины.
– Ну зверь! – с восхищением щурился на листвень веселый мужик. – На нашего
хозяина похожий. – Он имел в виду Богодула. – Такой же ненормальный. Нет чтоб добром
сгореть, людей не мучить. Все равно ведь поддашься. У нас шестью шесть – тридцать шесть.
– Плюнуть на него, – неуверенно предложил, косясь на бригадира, второй вчерашний
знакомец лиственя – в болотных сапогах. – К чему нам дочиста все соскребать!
Бригадир, по стати самый невзрачный из всех, но с усиками, чтобы не походить на
мальчишку, задрал вверх голову:
– Здоровый, зараза! Не примут. Надо что-то делать.
– Пилу надо.
– Пилой ты его до морковкиного заговенья будешь ширкать. Тут пилу по металлу надо.
– Я говорю про бензопилу.
– Не пойдет. Ишь че: ширше… – следовало непечатное слово. – Для него твоя
бензопила – что чикотка.
Один из тех, кто не был накануне возле лиственя, поднял с земли тонкую горелую
стружку и понюхал ее.
– Что зря базарить?! – с усмешкой сказал он. – Нашли закавыку! Гольное смолье.
Посмотрите. Развести пожарче, и пыхнет как миленький.
– Разводили же вчера.
– Плохо, значит, разводили. Горючки надо побольше.
– Давай попробуем еще. Должна загореться.
Болотные сапоги отправили на берег к бочке с бензином, остальные принялись
подтаскивать с упавшей городьбы жерди, рубить их и обкладывать листвень высокой, в рост
человека, клеткой, и не в одну, а в две связи. Внутрь натолкали бересты, до голого тела
ободрав березу, и мелкие сучья. К тому времени был доставлен бензин – не жалея, полили
им вокруг весь ствол и снизу, от земли, подожгли. Огонь затрещал, скручивая бересту,
пуская черный, дегтярный дым, и вдруг разом пыхнул, на мгновение захлебнулся своим
широким дыхом и взвился высоким разметным пламенем. Мужики, отступая, прикрывали
лица верхонками.
– Как дважды два – четыре, – победно крикнул тот, веселый…
Но он опять поторопился радоваться. Огонь поплясал, поплясал и начал, слизнув
бензин, сползать, отделяться от дерева, точно пылал вокруг воздух, а листвень под какой-то
надежной защитной броней оставался невредимым.
Через десять минут огонь сполз окончательно, занялись с треском сухие жерди, но они
горели сами по себе, и огонь от них к «царскому лиственю» не приставал, только мазал его
сажей.
Скоро догорели и жерди. Новые таскать было бессмысленно. Мужики ругались. А
дерево спокойно и величественно возвышалось над ними, не признавая никакой силы, кроме
своей собственной.
– Надо завтра бензопилой все-таки попробовать, – согласился бригадир, только что
уверявший, что для такой твердыни и махины бензопила не годится.
И опять, уже громче, уверенней, прозвучали отступные слова:
– Плюнуть на него – и дело с концом! Пускай торчит – хрен с ним! Кому он помешал!
Вода-то, где будет?! Деревню надо убирать, а мы тут с этим связались…
– Все бы плевали! – разозлился бригадир. – Плевать мы мастера, этому нас учить не
надо. А принимать приедут – куда ты его спрячешь? Фуфайкой закроешь? Неужели дерево
не уроним?
– Было бы это дерево…
На третий день с утра уже как к делу первой важности, а не пристяжному подступили к
«царскому лиственю» с бензопилой. Пилить взялся сам бригадир. Бочком, без уверенности
подошел он к дереву, покосился еще раз на его могутность и покачал головой. Но все-таки