Page 166 - Хождение по мукам. Сёстры

40
У дверей ювелирного магазина «Муравейчик» сидели ночной сторож и милицейский,
разговаривали вполголоса. Улица была пуста, магазины закрыты. Мартовский ветерок
посвистывал в еще голых акациях, шурша отклеившейся на заборе рекламой «займа
свободы». Луна, по-южному яркая и живая, как медуза, высоко стояла над городом.

– А он аккурат в Ялте на своей даче прохлаждался, – не спеша рассказывал ночной
сторож. – Выходит он прогуляться, как полагается, в белых портках, при всех орденах, и
тут ему на улице подают телеграмму: отречение государя императора. Прочел,
голубчик, эту телеграмму – да как зальется при всем народе слезами.

– Ай, ай, ай, – сказал милицейский.
– А через неделю ему отставка.

– За что?
– А за то, что он – губернатор, нынче этого не полагается.

– Ай, ай, ай, – сказал милицейский, глядя на поджарого кота, который осторожно
пробирался по своим делам в лунной тени под акациями.

– …А государь император жил в ту пору в Могилеве посреди своего войска. Ну, хорошо,
живет не тужит. Днем выспится, ночью депеши читает – где какое сражение произошло.

– Непременно он, подлец, пить хочет, к воде пробирается, – сказал милицейский.
– Ты про что?
– Из табачного магазина Синопли кот гулять вышел.

– Ну, хорошо. Вдруг говорят государю императору по прямому проводу, что, мол, так и
так, народ в Петербурге бунтуется, солдаты против народа идти не хотят, а хотят они
разбегаться по домам. Ну, думает государь, – это еще полбеды. Созвал он всех генералов,
надел ордена, ленты, вышел к ним и говорит: «В Петербурге народ бунтует, солдаты
против народа идти не хотят, а хотят они разбегаться по домам. Что мне делать? –
говорите ваше заключение». И что же ты думаешь, смотрит он на генералов, а генералы,
друг ты мой, заключение свое не говорят и все в сторону отвернулись…

– Ай, ай, ай, вот беда-то!
– Один только из них не отвернулся от него – пьяненький старичок генерал. «Ваше
величество, говорит, прикажите, и я сейчас грудью за вас лягу». Покачал государь
головой и горько усмехнулся. «Изо всех, говорит, моих подданных, верных слуг, один мне
верный остался, да и тот каждый день с утра пьяный. Видно, царству моему пришел
конец. Дайте лист гербовой бумаги, подпишу отречение от престола».
– И подписал?

– Подписал и залился горькими слезами.
– Ай, ай, ай, вот беда-то…

По улице в это время мимо магазина быстро прошел высокий человек в низко
надвинутом на глаза огромном козырьке кепи. Пустой рукав его френча был засунут за
кушак. Он повернул лицо к сидящим у магазина, – отчетливо блеснули его зубы.

– Четвертый раз человек этот проходит, – тихо сказал сторож.

– По всей видимости – бандит.
– С этой самой войны развелось бандитов, – и-и, друг ты мой. Где их сроду и не бывало –
наехали. Артисты.
Вдалеке на колокольне пробило три часа, сейчас же запели вторые петухи. На улице