Page 171 - Хождение по мукам. Сёстры

42
Положив локти на мраморный подоконник, Даша глядела в окно. За темными лесами, в
конце Каменноостровского, полнеба было охвачено закатом. В небе были сотворены
чудеса. Сбоку Даши сидел Иван Ильич и глядел на нее не шевелясь, хотя мог
шевелиться сколько угодно, – Даша все равно бы никуда теперь не исчезла из этой
комнаты с багровым отсветом зари на белой стене.
– Как грустно, как хорошо, – сказала Даша. – Точно мы плывем на воздушном корабле…

Иван Ильич кивнул, Даша сняла руки с подоконника.
– Ужасно хочется музыки, – сказала она. – Сколько времени я не играла? С тех пор, как
началась война… Подумай, – все еще война… А мы…
Иван Ильич пошевелился. Даша сейчас же продолжала:

– Когда кончится война – мы займемся музыкой… А помнишь, Иван, как мы лежали с
тобой на песке и море находило на песок? Помнишь, какое было море – выцветшее
голубое… Мне представляется, что я любила тебя всю жизнь. – Иван Ильич опять
пошевелился, хотел что-то сказать, но Даша спохватилась: – А чайник-то кипит! – и
побежала из комнаты, но в дверях остановилась. Он видел в сумерках только ее лицо,
руку, взявшуюся за занавес, и ногу в сером чулке. Даша скрылась. Иван Ильич закинул
руки за голову и закрыл глаза.
Даша и Телегин приехали сегодня в два часа дня. Всю ночь им пришлось сидеть в
коридоре переполненного вагона на чемоданах. По приезде Даша сейчас же начала
раскладывать вещи, заглядывать во все углы, вытирать пыль, восхищалась квартирой и
решила все переставить по-другому. Сделать это нужно было немедленно. Снизу позвали
швейцара, который вместе с Иваном Ильичом возил из комнаты в комнату шкафы и
диваны. Когда перестановка была кончена, Даша попросила Ивана Ильича открыть
повсюду форточки, а сама пошла мыться. Она очень долго плескалась, что-то делала с
лицом, с волосами и не позволяла входить то в одну, то в другую комнату, хотя главная
задача Ивана Ильича за весь этот день была – поминутно встречать Дашу и глядеть на
нее.
В сумерки Даша наконец угомонилась. Иван Ильич, вымытый и побритый, пришел в
гостиную и сел около Даши. В первый раз после Москвы они были одни, в тишине.
Словно опасаясь этой тишины, Даша старалась не молчать. Как она потом призналась
Ивану Ильичу, ей вдруг стало страшно, что он скажет ей «особым» голосом: «Ну, что же,
Даша?..»
Она ушла посмотреть чайник. Иван Ильич сидел с закрытыми глазами. Она ушла, а
воздух был еще полон ее дыханием. Невыразимой прелестью постукивали на кухне
Дашины каблучки. Вдруг там что-то зазвенело-разбилось и Дашин жалобный голос:
«Чашка!» Горячая радость залила Ивана Ильича: «Завтра, когда проснусь, будет не
обыкновенное утро, а будет – Даша». Он быстро поднялся, Даша появилась в дверях.
– Разбила чашку… Иван, неужели ты хочешь чаю?

– Нет…
Она подошла к Ивану Ильичу и, так как в комнате было совсем темно, положила руки
ему на плечи.
– О чем думал? – спросила она тихо.

– О тебе.
– Я знаю. А что обо мне думал?

Ее неясное лицо в сумерках казалось нахмуренным, на самом деле оно улыбалось. Ее
грудь дышала ровно, поднималась и опускалась.

– Думал о том, что как-то плохо у меня связано; ты – и что ты – моя жена, – потом я вдруг