Page 174 - Хождение по мукам. Сёстры

43
Екатерина Дмитриевна поселилась неподалеку от Даши, в деревянном домике, у двух
старушек. Одна из них, Клавдия Ивановна, была в давние времена певицей, другая,
Софочка, ее компаньонкой. Клавдия Ивановна, с утра подрисовав себе брови и надев
парик воронова крыла, садилась раскладывать пасьянс. Софочка вела хозяйство и
разговаривала мужским голосом. В доме было чистенько, тесновато, по-старинному –
множество скатерочек, ширмочек, пожелтевших портретов из невозвратной молодости.
Утром в комнатах пахло хорошим кофе; когда начинали готовить обед, Клавдия
Ивановна страдала от запаха съестного и нюхала соль, а Софочка кричала мужским
голосом из кухни: «Куда же я вонищу дену, не на одеколоне же картошку жарить». По
вечерам зажигали керосиновые лампы с матовыми шарами. Старушки заботливо
относились к Кате.
Она жила тихо в этом старозаветном уюте, уцелевшем от бурь времени. Вставала она
рано, сама прибирала комнату и садилась к окну – чинить белье, штопать чулки или
переделывать из своих старых нарядных платьев что-нибудь попроще. После завтрака
обычно Катя шла на острова, брала с собой книгу или вышиванье и, дойдя до любимого
места, садилась на скамью близ маленького озера и глядела на детей, играющих на
горке песка, читала, вышивала, думала. К шести часам она возвращалась обедать к
Даше. В одиннадцать Даша и Телегин провожали ее домой: сестры шли впереди под
руку, а Иван Ильич, в сдвинутой на затылок фуражке и посвистывая, шел сзади,
«прикрывая тыл», потому что по вечерам теперь ходить по улицам было небезопасно.
Каждый день Катя писала Вадиму Петровичу Рощину, бывшему все это время в
командировке, на фронте. Внимательно и честно она рассказывала в письмах все, что
делала за день и что думала; об этом просил ее Рощин и подтверждал в ответных
письмах: «Когда вы мне пишете, Екатерина Дмитриевна, что сегодня переходили Елагин
мост, начал накрапывать дождь, у вас не было зонта и вы пережидали дождь под
деревьями, – мне это дорого. Мне дороги все мелочи вашей жизни, мне кажется даже,
что я бы теперь не смог без них жить».

Катя понимала, что Рощин преувеличивает и прожить бы, конечно, смог без ее мелочей,
но подумать – остаться хотя бы на один день снова одной, самой с собой, было так
страшно, что Катя старалась не раздумывать, а верить, будто вся ее жизнь нужна и
дорога Вадиму Петровичу. Поэтому все, что она теперь ни делала, – получало особый
смысл. Потеряла наперсток, искала целый час, а он был на пальце: Вадим Петрович,
наверно, уж посмеется, до чего она стала рассеянная. К самой себе Катя теперь
относилась как к чему-то не совсем своему. Однажды, работая у окна и думая, она
заметила, что дрожат пальцы; она подняла голову и, протыкая иголкою юбку на колене,
долго глядела перед собой, наконец взгляд ее различил напротив, где был зеркальный
шкаф, худенькое лицо с большими печальными глазами, с волосами, причесанными
просто, – назад, узлом… Катя подумала: «Неужели – я?» Опустила глаза и продолжала
шить, но сердце билось, она уколола палец, поднесла его ко рту и опять взглянула в
зеркало, – но теперь уже это была она, и похуже той… В тот же вечер она писала Вадиму
Петровичу: «Сегодня весь день думала о вас. Я по вас соскучилась, милый мой друг, –
сижу у окна и поджидаю. Что-то со мной происходит давным-давно забытое, какие-то
девичьи настроения…»

Даже Даша, рассеянная и поглощенная своими сложными, как ей казалось –
единственными с сотвopeния мира, отношениями с Иваном Ильичом, заметила в Кате
перемену и однажды за вечерним чаем долго доказывала, что Кате всегда теперь нужно
носить гладкие черные платья с глухим воротом. «Я тебя уверяю, – говорила она, – ты
себя не видишь, Катюша, тебе на вид, ну – девятнадцать лет… Иван, правда, она моложе
меня?»
– Да, то есть не совсем, но, пожалуй…

– Ах, ты ничего не понимаешь, – говорила Даша, – у женщины молодость наступает
совсем не от лет, совсем от других причин. Лета тут совсем никакой роли не играют…

Небольшие деньги, оставшиеся у Кати после кончины Николая Ивановича, подошли к
концу. Телегин посоветовал ей продать ее старую квартиру на Пантелеймоновской,
пустовавшую с марта месяца. Катя согласилась и вместе с Дашей поехала на