Page 172 - Хождение по мукам. Сёстры

понял это и пошел тебе сказать, а сейчас опять не помню.
– Ай, ай, – сказала Даша, – садись, а я сбоку. – Иван Ильич сел в кресло, Даша присела
сбоку, на подлокотник. – А еще о чем думал?
– Я здесь сидел, когда ты была в кухне, и думал: «В доме поселилось удивительное
существо…» Это плохо?
– Да, – ответила Даша задумчиво, – это очень плохо.

– Ты любишь меня, Даша?
– О, – она снизу вверх кивнула головой, – люблю до самой березки.

– До какой березки?
– Разве не знаешь: у каждого в конце жизни – холмик и над ним плакучая береза.

Иван Ильич взял Дашу за плечи. Она с нежностью дала себя прижать. Так же, как
давным-давно на берегу моря, поцелуй их был долог, им не хватило дыхания. Даша
сказала: «Ах, Иван», – и обхватила его за шею. Она слышала, как тяжело стучит его
сердце, ей стало жалко его. Она вздохнула, поднялась с кресла и сказала просто:
– Идем, Иван.

На пятый день по приезде Даша получила от сестры письмо. Катя писала о смерти
Николая Ивановича. «…Я пережила время уныния и отчаяния. Я с ясностью
почувствовала, что во веки веков – одна. О, как это страшно!.. Это так страшно, что я
решила поскорее избавиться от этого… Ты понимаешь?.. Меня спасло чудо… Может
быть – случайность… Нет, нет, это было как чудо… Я не могу об этом писать… Я
расскажу, когда мы увидимся…»

Известие о смерти зятя, Катино письмо, потрясло Дашу. Она немедленно собралась
ехать в Москву, но на другой день получилось второе письмо от Кати, – она писала, что
укладывается и выезжает в Петроград, просит приискать ей недорогую комнату. В
письме была приписка: «К вам зайдет Вадим Петрович Рощин. Он расскажет вам обо
мне все подробно. Он мне как брат, как отец, как друг жизни моей».

Даша и Телегин шли по аллее. Было воскресенье, апрельский день. В прохладе еще по-
весеннему синего неба летели слабые обрывки тающего от солнца облака. Солнечный
свет, точно сквозь воду, проникал в аллею, скользил по белому платью Даши. Навстречу
двигались красновато-сухие мачты сосен, – шумели их вершины, шелестели листья.
Даша поглядывала на Ивана Ильича, – он снял фуражку и опустил брови, улыбаясь. У
нее было чувство покоя и наполненности – прелестью дня, радостью того, что так хорошо
дышать, так легко идти и что так отдана душа этому дню и этому идущему рядом
человеку.
– Иван, – сказала Даша и усмехнулась.

Он спросил с улыбкой:
– Что, Даша?

– Нет… подумала.

– О чем?
– Нет, потом.
– Я знаю о чем.

Даша быстро обернулась: