Page 64 - Хождение по мукам. Сёстры

– Здравствуй.
– Ты что делаешь одна на берегу?

– Стою.
– Почему ты одна?

– Одна, потому что одна, – ответила Чародеева тихо и сердито.

– Неужели все еще сердишься?
– Нет, голубчик. Давно успокоилась.
– Нина, пойдем ко мне.

Тогда она, откинув голову, молчала долго, потом дрогнувшим, неясным голосом
ответила:

– С ума ты сошел?

– А ты разве этого не знала?
Он взял ее под руку, но она резко выдернула ее и пошла медленно, рядом с ним, вдоль
лунных отсветов, скользящих по маслено-черной воде вслед их шагам.

Наутро Дашу разбудил Николай Иванович, осторожно постучав в дверь:
– Данюша, вставай, голубчик, идем кофе пить.

Даша спустила с кровати ноги и посмотрела на чулки и туфельки, – все в серой пыли.
Что-то случилось. Или опять приснился тот омерзительный сон? Нет, нет, было гораздо
хуже, не сон. Даша кое-как оделась и побежала купаться.
Но вода утомила ее, и солнце разожгло. Сидя под мохнатым халатом, обхватив голые
коленки, она подумала, что здесь ничего хорошего случиться не может.
«И не умна, и трусиха, и бездельница. Воображение преувеличенное. Сама не знаю, чего
хочу. Утром одно, вечером другое. Как раз тот тип, какой ненавижу».

Склонив голову, Даша глядела на море, и даже слезы навернулись у нее, – так было
смутно и грустно.

«Подумаешь – великое сокровище берегу. Кому оно нужно? – ни одному человеку на
свете. Никого по-настоящему не люблю. И выходит – он прав: лучше уж сжечь все,
сгореть и стать трезвым человеком. Он позвал, и пойти к нему нынче же вечером, и…
Ох, нет!..»
Даша опустила лицо на колени, – так стало жарко. И было ясно, что дальше жить этой
двойной жизнью нельзя. Должно прийти, наконец, освобождение от невыносимого
дольше девичества. Или уж – пусть будет беда.

Так, сидя в унынии, она раздумывала: «Предположим, уеду отсюда. К отцу. В пыль. К
мухам. Дождусь осени. Начнутся занятия. Стану работать по двенадцати часов в сутки.
Высохну, стану уродом. Наизусть выучу международное право. Буду носить бумазейные
юбки: уважаемая юрист-девица Булавина. Конечно, выход очень почтенный».
Даша стряхнула прилипший к коже песок и пошла в дом. Николай Иванович лежал на
террасе, в шелковой пижаме, и читал запрещенный роман Анатоля Франса. Даша села к
нему на ручку качалки и, покачивая туфелькой, сказала раздумчиво:

– Вот мы с тобой хотели поговорить насчет Кати.
– Да, да.

– Видишь ли, Николай, женская жизнь вообще очень трудная. Тут, в девятнадцать-то лет,
не знаешь, что с собой делать.