Page 59 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 59

– Ты хочешь знать мое мнение? – спросил Николай Иванович.
                – Да. Ты только скажи: «Миша, брось писать, брось», и я брошу.

                – Пьеса твоя замечательная. Это – сама жизнь. – Николай Иванович, закрыв глаза,
                помотал головой. – Да, Миша, мы не умели ценить своего счастья, и оно ушло, и вот мы –
                без надежды, без воли – сидим и пьем. И воет ветер над нашим кладбищем… Твоя пьеса
                меня чрезвычайно волнует…
                У любовника-резонера задрожали мешочки под глазами, он потянулся и крепко
                поцеловал Николая Ивановича, затем налил по рюмочке. Они чокнулись, положили
                локти на стол и продолжали душевную беседу.

                – Коля, – говорил любовник-резонер, тяжело глядя на собеседника, – а знаешь ли ты, что
                я любил твою жену, как бога?

                – Да. Мне это казалось.
                – Я мучился, Коля, но ты был мне другом… Сколько раз я бежал из твоего дома, клянясь
                не переступать больше порога… Но я приходил опять и разыгрывал шута… И ты,
                Николай, не смеешь ее винить. – Он вытянул губы свирепо.

                – Миша, она жестоко поступила со мною.
                – Может быть… Но мы все перед ней виноваты… Ах, Коля, одного я в тебе не могу
                понять, – как ты, живя с такой женщиной, – прости меня, – путался в то же время с
                какой-то вдовой – Софьей Ивановной. Зачем?
                – Это сложный вопрос.

                – Лжешь. Я ее видел, обыкновенная курица.
                – Видишь ли, Миша, теперь дело прошлое, конечно… Софья Ивановна была просто
                добрым человеком. Она давала мне минуты радости и никогда ничего не требовала. А
                дома все было слишком сложно, трудно, углубленно… На Екатерину Дмитриевну у меня
                не хватало душевных сил.

                – Коля, но неужели – вот мы вернемся в Петербург, вот настанет вторник, и я приеду к
                вам после спектакля… И твой дом пуст… Как мне жить?.. Слушай… Где жена сейчас?

                – В Париже.
                – Переписываешься?

                – Нет.
                – Поезжай в Париж. Поедем вместе.

                – Бесполезно…
                – Коля, выпьем за ее здоровье.

                – Выпьем.
                В павильоне, между столиками, появилась актриса Чародеева, в зеленом прозрачном
                платье, в большой шляпе, худая, как змея, с синей тенью под глазами. Ее, должно быть,
                плохо держала спина, – так она извивалась и клонилась. Ей навстречу поднялся
                редактор эстетического журнала «Хор муз», взял за руку и не спеша поцеловал в сгиб
                локтя.
                – Изумительная женщина, – проговорил Николай Иванович сквозь зубы.

                – Нет, Коля, нет, Чародеева – просто падаль. В чем дело?.. Жила три месяца с
                Бессоновым, на концертах мяукает декадентские стихи… Смотри, смотри, – рот до ушей,
                на шее жилы. Это не женщина, это – гиена.
                Все же, когда Чародеева, кивая шляпкой направо и налево, улыбаясь большим ртом с
   54   55   56   57   58   59   60   61   62   63   64