Page 94 - Хождение по мукам. Сёстры

19
– Ну, вот, девочки, мы и опять все вместе, – говорил Николай Иванович, одергивая на
животе замшевый френч, взял Екатерину Дмитриевну за подбородок и сочно поцеловал
в щеку. – С добрым утром, душенька, как спала? – Проходя за стулом Даши, поцеловал ее
в волосы. – Нас с ней, Катюша, теперь водой не разольешь, молодец девушка –
работница.
Он сел за стол, покрытый свежей скатертью, пододвинул фарфоровую рюмочку с яйцом
и ножом стал срезать ему верхушку.
– Представь, Катюша, я полюбил яйца по-английски – с горчицей и маслом,
необыкновенно вкусно, советую тебе попробовать. А вот у немцев-то выдают по одному
яйцу на человека два раза в месяц. Как это тебе понравится?

Он открыл большой рот и засмеялся.
– Вот этим самым яйцом ухлопаем Германию всмятку. У них, говорят, уже дети без кожи
начинают родиться. Бисмарк им, дуракам, говорил, что с Россией нужно жить в мире. Не
послушали, пренебрегли нами, – теперь пожалуйте-с – два яйца в месяц.
– Это ужасно, – сказала Екатерина Дмитриевна, опуская глаза, – когда дети рождаются
без кожи, – это все равно ужасно, у кого рождаются – у нас или у немцев.
– Прости, Катюша, ты несешь чепуху.

– Я только знаю, – когда ежедневно убивают, убивают, это так ужасно, что не хочется
жить.

– Что же поделаешь, моя милая, приходится на собственной шкуре начать понимать, что
такое государство. Мы только читали у разных Иловайских, как какие-то там мужики
воевали землю на разных Куликовых и Бородинских полях… Мы думали – ах, какая
Россия большая! – взглянешь на карту. А вот теперь потрудитесь дать определенный
процент жизней для сохранения целости того самого, что на карте выкрашено зеленым
через всю Европу и Азию. Невесело. Вот если ты говоришь, что государственный
механизм у нас плох, – тут я могу согласиться. Теперь, когда я иду умирать за
государство, я прежде всего спрашиваю, – а вы, те, кто посылаете меня на смерть, вы –
во всеоружии государственной мудрости? Могу я спокойно пролить свою кровь за
отечество? Да, Катюша, правительство еще продолжает по старой привычке коситься на
общественные организации, но уже ясно, что без нас ему теперь не обойтись. Дудки-с! А
мы сначала за пальчик, потом и за руку схватимся. Я очень оптимистически настроен. –
Николай Иванович поднялся, взял с камина спички, стоя закурил и бросил догоревшую
спичку в скорлупу от яйца. – Кровь не будет пролита даром. Война кончится тем, что у
государственного руля встанет наш брат, общественный деятель. То, чего не могли
сделать «Земля и воля», революционеры и марксисты, – сделает война. Прощайте,
девочки. – Он одернул френч и вышел, со спины похожий на переодетую полную
женщину.
Екатерина Дмитриевна вздохнула и села у окна с вязаньем. Даша присела к ней на
подлокотник кресла и обняла сестру за плечи. Обе они были в черных закрытых платьях
и теперь, сидя молча и тихо, очень походили друг на друга. За окном медленно падал
снежок, и снежный, ясный свет лежал на стенах комнаты. Даша прижалась щекой к
Катиным волосам, чуть-чуть пахнущим незнакомыми духами.
– Катюша, как ты жила это время? Ты ничего не рассказываешь.

– О чем же, котик, рассказывать? Я тебе писала.
– Я все-таки, Катюша, не понимаю, – ты красивая, прелестная, добрая. Таких, как ты, я
больше не знаю. Но почему ты несчастлива? Всегда у тебя грустные глаза.
– Сердце, должно быть, несчастливое.

– Нет, я серьезно спрашиваю.