Page 96 - Хождение по мукам. Сёстры

Мечты и прежние думы, – как это все теперь ничтожно!
Время шло от утренней газеты до вечерней. Екатерина Дмитриевна видела, как все
окружающие ее люди жили только будущим, какими-то воображаемыми днями победы и
мира, – все, что укрепляло эти ожидания, переживалось с повышенной радостью, от
неудач все мрачнели, вешали головы. Люди, как маньяки, жадно ловили слухи, отрывки
фраз, невероятные сообщения и воспламенялись от газетной строчки.
Екатерина Дмитриевна решилась наконец и поговорила с мужем, прося пристроить ее
на какое-нибудь дело. В начале марта она начала работать в том же лазарете, где
служила и Даша.

В первое время у нее, так же как у Даши, было отвращение к грязи и страданию. Но она
преодолела себя и понемногу втянулась в работу. Это преодоление было радостно.
Впервые она почувствовала близость жизни вокруг себя. Она полюбила грязную и
трудную работу и жалела тех, для кого работала. Однажды она сказала Даше:
– Почему это выдумано было, что мы должны жить какой-то необыкновенной,
утонченной жизнью? В сущности, мы с тобой такие же бабы, – нам бы мужа попроще, да
детей побольше, да к травке поближе…
На страстной сестры говели у Николы на Курьих Ножках, что на Ржевском. Екатерина
Дмитриевна возила святить лазаретские пасхи и разговлялась вместе с Дашей в
лазарете. У Николая Ивановича в эту ночь было экстренное заседание, и он заехал за
сестрами в третьем часу ночи на автомобиле. Екатерина Дмитриевна сказала, что они с
Дашей спать не хотят, а просят повезти их кататься. Это было нелепо, но шоферу дали
стакан коньяку и поехали на Ходынское поле…

Было чуть-чуть морозно, – холодило щеки. Небо – безоблачно, в редких, ясных звездах.
Под колесами хрустел ледок. Катя и Даша, обе в белых платочках, в серых шубках, тесно
прижались друг к другу в глубоком сиденье автомобиля. Николай Иванович, сидевший с
шофером, оглядывался на них, – обе были темнобровые, большеглазые.
– Ей-богу, не знаю, – какая из вас моя жена, – сказал он тихо. И кто-то из них ответил:

– Не угадаешь, – и обе засмеялись.

Над огромным смутным полем начинало чуть у краев зеленеть небо, и вдалеке
проступали черные очертания Серебряного бора.

Даша сказала тихо:
– Катюша, любить очень хочется. – Екатерина Дмитриевна слабо сжала ей руку. Над
лесом, в зеленоватой влаге рассвета, сияла большая звезда, переливаясь, точно дыша.

– Я и забыл сказать, Катюша, – проговорил Николай Иванович, поворачиваясь на сиденье
всем телом, – только что приехал наш уполномоченный Чумаков, рассказывает, что в
Галиции, оказывается, положение очень серьезное. Немцы лупят нас таким ураганным
огнем, что под гребенку уничтожают целые полки. А у нас снарядов, изволите ли видеть,
не хватает… Черт знает что такое!..

Катя не ответила, только подняла глаза к звездам. Даша прижалась щекой к ее плечу.
Николай Иванович чертыхнулся еще раз и велел шоферу поворачивать домой.

На третий день праздника Екатерина Дмитриевна почувствовала себя плохо, не пошла
на дежурство и слегла. У нее оказалось воспаление легких, – должно быть, простудилась
на сквозняках.