Page 102 - Старик
P. 102

до потока, до отлома людей... До крика Руськи, упавшего от удара  железной
                  трубы. Кидали кусок водопроводной трубы -  кто  дальше.  У  Сани  железяка
                  вырвалась из руки, полетела вбок и ударила Руську по  ноге,  ниже  колена.
                  Лежал полтора месяца в гипсе. Руськина мать, тетя Галя, _не  упрекнула  ни
                  словом_! Но кто-то на собрании - чуть  ли  не  тот  же  носатый  старик  -
                  выразился так: "Отец вредил на службе, а  сынок  вредит  в  своему  кругу,
                  калечит  детей".  И  мать  не  выдержала,  расплакалась,  раскричалась  на
                  собрании, тетя Галя привела ее под руку домой, ухаживала за  нею,  как  за
                  больной, и мать на другой день  сказала:  не  ходить  к  тому  старику  на
                  веранду и с ним не здороваться.  "Ты  никогда  не  видел  подлецов,  Саня?
                  Теперь будешь знать. Этот лысый  человек  -  подлец".  Он  спросил:  а  со
                  Славкой играть можно? "Со Ставкой можно, - сказала мать. - Сын за отца  не
                  отвечает".
                     Однажды днем пришла Аграфена и спросила, можно ли посмотреть
                  подпол  и
                  сараюшку. Санина мать сказала, что, конечно, можно, потом вдруг
                  удивилась:
                  "А зачем смотреть, Граня?" Аграфена уже  отворила  воротца  под  верандой,
                  запиравшиеся гвоздем, и  собиралась  нырнуть  в  потемки,  чтобы  лезть  в
                  подпол, но остановилась на полпути.
                     "Да как зачем, Клавдия Алексеевна? Ведь ваше помещение нам  отходит.  А
                  не глядемши брать..."
                     "То есть как это - вам отходит? Кто сказал?"
                     "А сказали... Я почем знаю... - Аграфена смотрела на мать  с  обидой  и
                  недоумением. - Кому же вы хотите, чтоб отошла? Люди на вас трудятся,

                  какой
                  год в подвале живут, там знаете, какие сырости, попробуйте поживите..."
                     "Я полноправный член кооператива! - закричала мать таким  голосом,  что
                  Саня испугался. - Вы не смеете! Пока я жива! Уходите, Граня, заприте сарай
                  и больше со вздором ко мне не являйтесь!"
                     Аграфена ушла, ворча: "Люди в подвале, а им хоть бы что, господа..." Но
                  все было кончено. Мать знала об этом, Саня догадывался. В конце лета  мать
                  устроила день Саниного рождения. Ей хотелось, чтоб было, как раньше, как в
                  прошлые годы. Она не понимала, что Саня все  понимает  и  ее  старания  не
                  нужны. Вполне мог обойтись без этого  праздника,  ничуть  он  не  страдал.
                  Конечно, от нового альбома и прозрачных пакетиков  с  марками
                  французских
                  колоний не хотел бы отказываться, а от пирога, от цветов, от конфет...  Из
                  ребят пришли только Руська с Верой  и  рыжая  Мюда.  Кажется,  Мюда
                  стала
                  потом, лет через десять женою Руськи. Такое доброе, губастое,  толстощекое
                  существо, а Вера немного тяготила, потому что -  он  чувствовал  -  он  ей
                  нравился. И это был последний август с пирогом,  с  флоксами,  с  вечерним
                  гуляньем по берегу. Мама очень старалась, чтоб все было  как  всегда.  Был
                  невероятно холодный вечер, необычный для августа, даже  для  конца.  Вечер
   97   98   99   100   101   102   103   104   105   106   107