Page 31 - Старик

подкалывают, у Игумновых, тем, что твой дядя комиссар района? Они
люди
хорошие, но до предела. Не забывай все же, что они буржуа". Нет, не
подкалывают. Я не чувствую. Но я ведь не чувствую многого.
Опять, как когда-то зимой в Сиверской, Володя рвется уехать, но теперь
его хватают, задерживают, Варя и Ася отнимают чемодан, Елена
Федоровна
умоляет чуть ли не со слезами: "Дети мои, заклинаю, что бы ни случилось в
городе, в мире, вы должны оставаться друзьями. И ты, Володя, и ты, Павлик,
и вы, дети, подайте друг другу руки немедленно..."
Алексей не может сразу, сию секунду подать руку - он занят своей раной.
Ася промыла ее, залила йодом, он должен придерживать пальцами ватку, вид
у
него страдающий, но непреклонный - нет, он не может в один миг забыть
Кирика Насонова... Люди шли совершенно мирно, без оружия, откуда-то
вывалились какие-то со знаменем... Начались оскорбления, угрозы... И лишь
за то, что он крикнул: "Предатели! На немецкие деньги!.." Тут уж я не
выдерживаю: не надо кричать подлое. Нет, кричать можно все, дорогой
Павлик, ради этого сделали революцию, упразднили цензуру. А вот
сапогами
по голове - нельзя. Все норовили, скоты, когда уж сбили с ног, опрокинули,
сапогами по голове... лежачего...
Кирик Насонов умер в больнице через несколько дней. Но мы этого не
знаем. Константин Иванович неожиданно принимает мою сторону. Вот
гибкий

адвокатский ум! Вижу и его: рябоватый полный блондин, всегда чему-то
неопределенно улыбается, сочные, влажные губы в кружке светло-рыжих
усов и
коротенькой бородки постоянно подрагивают, приготовляясь то ли
засмеяться,
то ли сказать что-то юмористическое, губы - самое живое на его лице, живее
глаз, отчего все лицо приобретает выражение несколько дамское. Вот так,
улыбаясь и крупными белыми пальцами шевеля в воздухе перед собой,
рассуждает: "Но не будем гневить бога. Кирика безумно жаль, он пострадал
вследствие неосторожности, однако тем не менее Россия - счастливая страна.
Величайшая революция произошла практически бескровно, жертв ничтожно
мало.
Почитайте Олара, что творилось в эпоху французской революции..."
Елена Федоровна его горячо поддерживает: "Да, да, мальчики, почитайте
Олара!" Она целует Володю, обнимает сына, улыбается мягкой
счастливой
улыбкой мне. Эта женщина всегда счастлива. Она лучится здоровьем, сияет
румянцем, добротой, аппетитом к жизни, бриллиантовая брошь сверкает,
как
страшный, искусственный глаз, на ее пышной груди...