Page 36 - Старик
P. 36

своей земле.  Долой  контрреволюционных  генералов!"  -  вот  что  бросает
                  сидящим в зале Мигулин. Повскакали с мест,  орут,  кулаками  трясут.  Окна
                  битком набитого помещения открыты, и толпа, теснящаяся на майдане,
                  услышав
                  шум и крики, начинает грозно бурлить. Вот-вот раздробят двери, ворвутся  в
                  зал. Мигулин пытается говорить дальше, но разъяренные старики и
                  калединцы
                  стаскивают его с трибуны, кулачный бой... Внезапно  из  толпы  выскакивает
                  сотник  Степан  Герасимов  -  фамилия  врезалась,  хотя  читал  о  Степане
                  Герасимове позже, когда рылся в архивах, в  "Усть-Медведицкой  газете"  за
                  1917 год и вспомнил при этом, что в комендантском  взводе  при  штабе  8-й
                  армии служил Матвей Герасимов, тоже из казаков-северян, так что,
                  возможно,
                  родня тому, горячему, - и кричит Мигулину: "Извиняйся перед  атаманом,  не
                  то голову прочь!" И шашкою замахнулся. Мигулин - наган  из  кобуры,
                  дулом
                  ему в лоб. "Бросай шашку!" Так стоят мгновение, замерев, сверля друг друга
                  ненавистливыми взглядами, потом какой-то казак вырывает шашку у
                  Герасимова
                  и, сломав ее, выбрасывает в окно. Каледин между тем исчезает через  черный
                  ход.
                     Потом Мигулин выходит на площадь.  Во  время  его  речи  перед  гудящей
                  толпой к крыльцу протискиваются писаря с телеграммой от военного
                  министра
                  Верховского: Каледина арестовать как соучастника мятежа.  Мигулин

                  крикнул
                  группу верных себе фронтовых казаков, кинулись  искать  атамана,  но  того
                  след простыл. Ускакал в  Новочеркасск.  Развело  казаков  -  пока  еще  не
                  кровью, а словами кровавыми. Как быть? Податься к кому?


                     Отца я почти забыл. Еще тогда забыл, когда он был жив. Последний раз он
                  приезжал в Питер из Баку, потом он переселился в  Гельсингфорс  -  в  1912
                  году. Помню, темная курчавая борода, очки, длинные мягкие руки,
                  постоянное
                  ковырянье с трубкой и все какие-то шуточки над мамой. Он инженер. Мама
                  его
                  жалеет. Говорит о нем как о постороннем добром человеке. "Беда в том,  что
                  он робок. Нет, не трус, физически он смел, но робок в мыслях".  Расстались
                  они много лет назад. Не знаю точно,  почему.  Кажется,  причины  тут  были
                  идейные. В студенческие годы от тоже бунтовал, протестовал, был сослан  на
                  год куда-то на север, но потом ушел  в  свою  инженерию.  И  вот  сидит  в
                  громадной  холодной  комнате,  пьет  чай,  согревает  пальцы  стаканом   и
                  разговаривает вполголоса с  Шурой.  О  чем?  Мама  тяжело  больна.  У  нее
   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41