Page 133 - Тихий Дон

кобылы. Был обеденный перерыв. Григорий только что отходил плетью белоногого
есаульского коня и заглянул в станок к своему Гнедому. Конь мокро хрустел сеном, косил на
хозяина розовый глаз, поджимая заднюю, ушибленную на рубке ногу. Поправляя на нем
недоуздок, Григорий услышал топот и приглушенный крик в темном углу конюшни. Он
пошел мимо станков, слегка изумленный необычным шумом. Глаза ему залепила вязкая
темнота, неожиданно хлынувшая в проход. Хлопнула дверь конюшни, и чей-то сдержанный
голос шепотом крикнул:
— Скорей, ребята!
Григорий прибавил шагу.
— Кто такой?
На него наткнулся ощупью пробиравшийся к дверям урядник Попов.
— Ты, Григорий? — шепнул он, лапая плечи Григория.
— Погоди. Что тут такое?..
Урядник подребезжал виноватым смешком, схватил Григория за рукав:
— Тут… Постой, куда ты?
Григорий вырвал руку, распахнул дверь. На обезлюдевшем дворе ходила пестрая, с
подрезанным хвостом курица и, не зная того, что назавтра помышляет повар приготовить из
нее суп пану управляющему, походя копалась в навозе и клохтала в раздумье, где бы
положить яйцо.
Свет, плеснувшийся Григорию в глаза, на секунду ослепил его, Григорий заслонил
глаза ладонью и повернулся, заслышав усилившийся шум в темном углу конюшни. Касаясь
рукой стенки, пошел туда; на стенке и на яслях против дверей выплясывал солнечный
зайчик. Григорий шел, хмурясь от света, обжегшего зрачки. Ему навстречу попался Жарков
— балагур. Он шел, на ходу застегивая ширинку спадавших шаровар, мотая головой.
— Ты чего?.. Что вы тут?..
— Иди скорей! — шепнул Жарков, дыша в лицо Григорию свонявшимся запахом
грязного рта, — там… там чудо!.. Франю там затянули ребята… Расстелили… — Жарков
хахакнул и, обрезав смех, глухо стукнулся спиной о рубленую стену конюшни, откинутый
Григорием. Григорий бежал на шум возни, в расширенных, освоившихся с темнотой глазах
его белел страх. В углу, там, где лежали попоны, густо толпились казаки — весь первый
взвод. Григорий, молча раскидывая казаков, протискался вперед. На полу, бессовестно и
страшно раскидав белевшие в темноте ноги, не шевелясь, лежала Франя, с головой укутанная
попонами, в юбке, разорванной и взбитой выше груди. Один из казаков, не глядя на
товарищей, криво улыбаясь, отошел к стене, уступая место очередному. Григорий рванулся
назад и побежал к дверям.
— Ва-а-ахмистр!..
Его догнали у самых дверей, валя назад, зажали ему ладонью рот. Григорий от ворота
до края разорвал на одном гимнастерку, успел ударить другого ногой в живот, но его
подмяли, так же, как Фране, замотали голову попоной, связали руки и молча, чтобы не узнал
по голосу, понесли и кинули в порожние ясли. Давясь вонючей шерстью попоны, Григорий
пробовал кричать, бил ногами в перегородку. Он слышал перешепоты там, в углу, скрип
дверей, пропускавших входивших и уходивших казаков. Минут через двадцать его
развязали. На выходе стояли вахмистр и двое казаков из другого взвода.
— Ты помалкивай! — сказал вахмистр, часто мигая и глядя вбок.
— Дуру не трепи, а то… ухи отрежем, — улыбнулся Дубок — казак чужого взвода.
Григорий видел, как двое подняли серый сверток — Франю (у нее, выпирая под юбкой
острыми углами, неподвижно висели ноги) и, взобравшись на ясли, выкинули в пролом
стены, где отдиралась плохо прибитая пластина. Стена выходила в сад. Над каждым станком
коптилось вверху грязное крохотное окошко. Казаки застучали, взбираясь на перегородки,
чтобы посмотреть, что будет делать упавшая у пролома Франя; некоторые спеша выходили
из конюшни. Звериное любопытство толкнуло и Григория. Уцепившись за перекладину, он
подтянулся на руках к окошку и, найдя ногами опору, заглянул вниз. Десятки глаз глядели из