Page 167 - Тихий Дон

Она равнодушно сунула ее обратно в карман и ушла. Надо быть осторожней.
Остроты с глазу на глаз тогда хороши, когда их не читает чужой.
Васе-другу — источник развлечения.
21 июня
Я поражаюсь Елизавете. Ей 21 год. Когда она успела так разложиться? Что у
нее за семья, как она воспитывалась, кто приложил руку к ее развитию? Вот
вопросы, которые меня крайне интересуют. Она дьявольски хороша. Она гордится
совершенством форм своего тела. Культ самопочитания, — остального не
существует. Пробовал несколько раз говорить с ней по-серьезному… Легче
старовера убедить в несуществовании бога, чем ее перевоспитать.
Жизнь совместная становится немыслимой и глупой. Однако я медлю с
разрывом. Признаюсь, она мне, несмотря на все это, нравится. Вросла в меня.
24 июня
А ларчик просто открывался. Мы по душам говорили сегодня, и она сказала,
что я ее физически не удовлетворяю. Разрыв еще не оформлен, на днях наверное.
26 июня
Жеребца бы ей со станичной конюшни.
Жеребца!
28 июня
Мне тяжело с ней расставаться. Она меня опутала, как тина. Ездили сегодня
на Воробьевы горы. Она сидела в номере у окошка, и солнце сквозь резьбу карниза
стремительно падало на ее локон. Волосы цвета червонного золота. Вот тебе и
поэзии шматок!
4 июля
Работа покинута мною. Я покинут Елизаветой. Пили сегодня со Стрежневым
пиво. Вчера пили водку. Расстались с Елизаветой, как и полагается культурным
людям, корректно. Безо всяких и без некоторых. Сегодня видел ее на Дмитровке с
молодым человеком в жоккейских сапожках. Сдержанно ответила на мой поклон.
На этом пора уж и кончить записки — иссяк родник.
30 июля
Приходится совершенно неожиданно взяться за перо. Война. Взрыв
скотского энтузиазма. От каждого котелка, как от червивой собаки, за версту
воняет патриотизмом. Ребята возмущены, а я обрадован. Меня сжирает тоска по…
«утерянном рае». Вчера очень скоромно видел во сне Елизавету. Она оставила
тоскующий след. Рассеяться бы.
1 августа
Шумиха приелась. Вернулось давнишнее, тоска. Сосу ее, как ребенок соску.
3 августа
Выход! Иду на войну. Глупо? Очень. Постыдно?
Полно же, мне ведь некуда деть себя. Хоть крупицу иных ощущений. А ведь
этой пресыщенности не было два года назад. Старею, что ли?
7 августа
Пишу в вагоне. Только сейчас выехал из Воронежа. Завтра слезать в
Каменской. Решил твердо: иду за «веру, царя и отечество».
12 августа
Мне устроили торжественные проводы. Атаман подвыпил и двигал
зажигательную речь. После я ему сказал шепотом: «Дурак вы, Андрей Карпович!»
Он изумился и обиделся до зелени на щеках. Прошипел язвительно: «Я тоже
образованный. Вы не из тех, каких мы в тысяча девятьсот пятом году пороли
плетьми?» Я ответил, что, к моему сожалению, «не из тех». Отец плакал и лез
целоваться, а нос в соплях. Бедный милый отец! Тебя бы в мою шкуру. Я ему в
шутку предложил идти со мной на фронт, и он испуганно воскликнул: «Что ты, а
хозяйство?» Завтра выезжаю на станцию.
13 августа
Неубранные кое-где хлеба. Жирные на кургашках сурки. Разительно похожи
на тех немцев на дешевой литографии, которых Козьма Крючков нанизывает на
пику. Жил-был, здравствовал, изучал математику и прочие точные науки и никогда