Page 377 - Тихий Дон

— Ступай на баз, нечего глядеть!
К концу проулка бежали ребятишки и бабы, кучками шли казаки. В степи, в версте от
хутора, тянулась по шляху колонна; до дворов доплескивало ветром невнятный гул голосов,
конское ржание, перегуд колес.
— Это не казаки… Не нашенские люди, — сказала казачка мужу.
Тот повел плечом.
— Конешное дело, не казаки. Кабы не немцы были?! Нет, русские… Гля, красный
лоскут у них!.. Ага, вот оно что…
Подошел высокий атаманец-казак. Его, как видно, трепала лихорадка: был он
песочно-желт — как в желтухе валялся, одет в шубу и валенки. Он приподнял косматую
папаху, сказал:
— Вишь, хорухвь ихняя какая?.. Большевики.
— Они.
От колонны отделилось несколько всадников. Они в намет поскакали к хутору. Казаки,
переглянувшись, молча стали расходиться, девки и ребятишки брызнули врассыпную. Через
пять минут проулок вымер. Конные кучей вскакали в проулок, — горяча лошадей, подъехали
к дубам, на которых четверть часа назад сидели казаки. Хозяин-казак стоял возле ворот.
Передний из всадников, по виду — старший, на караковом коне, в кубанке и с огромным
красным шелковым бантом на защитной, опоясанной боевыми ремнями, рубахе, подъехал к
воротам:
— Здорово, хозяин! Отчиняй ворота.
Батареей, побелел рябинами лица, снял фуражку:
— А вы что за люди?
— Отчиняй ворота!.. — крикнул солдат в кубанке.
Караковый конь, кося злым глазом, гоняя в запененном рту мундштуки, ударил
передней ногой в плетень. Казак открыл калитку, и всадники один за другим въехали на баз.
Тот, который был в кубанке, ловко прыгнул с коня, вывернутыми ногами споро
зашагал к крыльцу. Пока остальные слезали с лошадей, он, усевшись на крыльце, успел
достать портсигар. Закуривая, предложил хозяину. Тот отказался.
— Не куришь?
— Спасибочка.
— У вас тут не старовиры?
— Не, православные… А вы кто такие будете? — хмуро допытывался казак.
— Мы-то? Красногвардейцы Второй Социалистической армии.
Остальные, спешившись, шли к крыльцу, лошадей вели в поводу, привязывали их к
перилам. Один — верзила со свалявшимся, как лошадиная грива, чубом, цепляясь за шашку
ногами, пошел на овечий баз. Он по-хозяйски распахнул воротца, нырнул, пригибаясь, под
переруб сарая, вывел оттуда, держа за рога, большого, с тяжелым курдюком барана-валуха.
— Петриченко, поди помоги! — крикнул он резким фальцетом.
К нему рысью побежал солдатик в куцей австрийской шинели. Хозяин-казак гладил
бороду, оглядывался, ровно на чужом базу. Он ничего не говорил и только тогда, крякнув,
пошел на крыльцо, когда валух, с перерезанным шашкой горлом, засучил тонкими ногами.
За хозяином следом пошли в курень солдат в кубанке и еще двое: один — китаец,
другой — русский, похожий на камчадала.
— Ты не обижайся, хозяин! — переступая порог, игриво крикнул кубанец. — Мы
широко заплотим!
Он похлопал себя по карману штанов, отрывисто похохотал и круто оборвал смех,
упершись глазами в хозяйку. Она, стиснув зубы, стояла у печи, глядела на него испуганными
глазами.
Кубанец повернулся к китайцу, тревожно бегая глазами, сказал:
— Ты, ходя, мала-мала иди с дядей, с оцим дядькой, — он указал пальцем на
хозяина. — Иди с ним — он сена коням даст… Отпусти-ка поди. Чуешь? Мы широко