Page 372 - Тихий Дон

над захваченными белогвардейцами. Бунчук день проработал, обслуживая нужды суда,
участвуя в облавах, а на следующий, уже не надеясь, забежал в ревком — и еще с лестницы
услышал знакомый голос Анны. Кровь кинулась ему в сердце, когда он, замедляя шаг, вошел
во вторую комнату, откуда слышались чьи-то голоса и смех Анны.
В комнате, где в прежнее время помещалась комендантская, лохматился табачный дым.
В углу за небольшим дамским столиком писал что-то человек в шинели без пуговиц, с
развязанными наушниками солдатской папашки, кругом него толпились солдаты и штатские
в полушубках и пальто. Они, разбившись на кучки, курили, разговаривали. У окна спиной к
двери стояла Анна, на подоконнике, скрещенными пальцами поддерживая колено своей
согнутой ноги, сидел Абрамсон, рядом с ним, склонив голову набок, стоял высокий,
латышской складки красногвардеец. Он отводил папиросу, топыря мизинец, и что-то
рассказывал — по-видимому, смешное: откидываясь, сочно смеялась Анна, морщился от
улыбки Абрамсон, ближние прислушивались, улыбаясь, а на крупном лице красногвардейца,
в каждой, как топором вырубленной, черте жило и теплилось умное, острое и немножко
злое.
Бунчук положил руку на плечо Анны:
— Здравствуй, Аня!
Она оглянулась. Краска залила ее лицо, хлынула по шее до ключиц, выжала из глаз
слезы.
— Откуда ты? Абрамсон, посмотри! Вот он — как новый гривенник, а ты о нем
беспокоился, — залепетала она, не поднимая глаз, и, не в силах овладеть смущением, отошла
к двери.
Бунчук пожал горячую руку Абрамсона, перекинулся с ним несколькими фразами и,
чувствуя на лице своем глупую, беспредельно счастливую улыбку, не отвечая на какой-то
вопрос Абрамсона (он даже не понял смысла вопроса), пошел к Анне. Она оправилась,
встретила его немного злой за свое смущение улыбкой.
— Ну, здравствуй еще раз. Как ты? Здоров? Когда приехал? Из Новочеркасска? Ты был
в отряде Голубова? Вон как… Ну и что же?
Бунчук отвечал на вопросы, не сводя с нее неломкого, тяжеловесного взгляда.
Ответный взгляд ее подламывался, скользил в сторону.
— Давай на минутку выйдем на улицу, — предложила Анна.
Их окликнул Абрамсон:
— Вы скоро придете? У меня к тебе, товарищ Бунчук, есть дело. Мы думаем
использовать тебя на одной работе.
— Я приду через час.
На улице Анна прямо и мягко глянула в глаза Бунчуку, досадливо помахала рукой:
— Илья, Илья, как я нехорошо смутилась… Как девчонка! Это объясняется, во-первых,
неожиданностью, во-вторых, нашим половинчатым положением. В сущности, кто мы с
тобой? Идиллические «жених и невеста»? Знаешь, в Луганске у меня как-то Абрамсон
спрашивает: «Ты живешь с Бунчуком?» Я опровергла, но он весьма наблюдательный парень
и не мог не видеть того, что бросалось в глаза. Он ничего не сказал, но по глазам я видела —
не верит.
— Рассказывай же про себя — что и как ты?
— О, мы там качнули дело! Сколотили целый отряд в двести одиннадцать штыков.
Вели организационную и политическую работу… да разве все это расскажешь в двух
словах? Я еще не могу опомниться от твоего появления. Где ты… ночуешь где? — прерывая
разговор, спросила она.
— Тут… у товарища.
Бунчук замялся, сказав неправду: эти ночи проводил он в помещении штаба Сиверса.
— Ты сегодня же перейдешь к нам. Помнишь, где я живу? Ты провожал меня когда-то.
— Найду. Но… не стесню я твою семью?
— Оставь, никого ты не стеснишь и вообще об этом не говори.