Page 396 - Тихий Дон

только что оправившийся от изнурительной болезни. Со дня смерти Анны чувства в нем
временно атрофировались: ничего не хотелось, ни о чем не думалось.
— Ешь, Бунчук! — предлагали товарищи, и он ел, тяжко и лениво двигая челюстями,
тупо уставясь в одну точку.
За ним наблюдали, поговаривали об отправке в госпиталь.
— Ты болен? — спросил его на другой день один из пулеметчиков.
— Нет.
— А чего ж ты? Тоскуешь?
— Нет.
— Ну, давай закурим. Ее, браток, теперь не воротишь. Не трать на это дело пороху.
Приходило время спать — ему говорили:
— Ложись спать. Пора.
Ложился.
В этом состоянии временного ухода из действительности пробыл он четыре дня. На
пятый повстречал его на улице Кривошлыков, схватил за рукав.
— Ага, вот и ты, а я тебя ищу. — Кривошлыков не знал о случившемся с Бунчуком и,
дружески похлопывая его по плечу, тревожно улыбнулся: — Ты чего такой? Не выпил? Ты
слышал, что отправляется экспедиция в северные округа? Как же, комиссия пяти выбрана.
Федор ведет. Только на северных казаков и надежда. Иначе заремизят. Плохо! Ты поедешь?
Нам агитаторы нужны. Поедешь, что ли?
— Да, — коротко ответил Бунчук.
— Ну и хорошо. Завтра выступаем. Зайди к деду Орлову, он у нас звездочетом.
В прежнем состоянии полнейшей духовной прострации Бунчук приготовился к
выступлению и на следующий день, 1 мая, выехал вместе с экспедицией.
К тому времени обстоятельства для Донского советского правительства складывались
явно угрожающим образом. С Украины надвигались немецкие оккупационные войска,
низовые станицы и округа были сплошь захлестнуты контрреволюционным мятежом.
По зимовникам бродил генерал Попов, грозя оттуда Новочеркасску. Происходивший
10-13 апреля в Ростове областной съезд Советов неоднократно прерывался, так как
восставшие черкасцы подходили к Ростову и занимали предместья. Лишь на севере, в
Хоперском и Усть-Медведицком округах, теплились очаги революции, и к их-то теплу
невольно и тянулись Подтелков и остальные, разуверившиеся в поддержке низовского
казачества. Мобилизация сорвалась, и Подтелков, недавно избранный председателем
донского Совнаркома, по инициативе Лагутина решил отправиться на север, чтобы
мобилизовать там три-четыре полка фронтовиков и кинуть их на немцев и низовскую
контрреволюцию.
Создали чрезвычайную мобилизационную комиссию пяти, во главе с Подтелковым. 29
апреля из казначейства взяли десять миллионов рублей золотом и николаевскими для нужд
мобилизации, наспех сгребли отряд для охраны денежного ящика, преимущественно из
казаков бывшей каменской местной команды, забрали несколько человек
казаков-агитаторов, и 1 мая, уже под обстрелом немецких аэропланов, экспедиция тронулась
по направлению на Каменскую.
Пути были забиты эшелонами отступавших с Украины красногвардейцев.
Казаки-повстанцы рвали мосты, устраивали крушения. Ежедневно под линий Новочеркасск
— Каменская по утрам появлялись немецкие аэропланы, кружились коршунячьей семьей,
снижались; коротко стрекотали пулеметы, из эшелонов высыпали красногвардейцы; дробно
грохотали выстрелы, над станциями запах шлака смешивался с прогорклым запахом войны,
уничтожения. Аэропланы взмывали в немыслимую высоту, а стрелки еще долго опорожняли
патронные цинки, и сапоги ходивших мимо состава тонули по щиколотку в пустых гильзах.
Ими покрыт был песок, как буерак дубовой золотой листвою в ноябре.
Безмерное разрушение сказывалось на всем: по откосам углились сожженные и
разломанные вагоны, на телеграфных столбах сахарно белели стаканы, перевитые